или Медону, что то же. Лето у нас прошло, все улицы в желтых струйках, люблю осень.

До свидания! Горы люблю больше всего: всей нелюбовью к морю (лежачему) и целиком понимаю Ваше восхищение (NB — от земли!)

Целую Вас. Привет А<лександру> Я<ковлевичу>. Пишите.

                             МЦ.

Впервые — ВРХД. 1983. № 138. С. 173–174 (публ. Г.П. Струве). СС-7. С. 124. Печ. по СС-7.

58-29. А.А. Тесковой

Медон, 6-го сент<ября> 1929 г.

Дорогая Анна Антоновна! Ваше письмо ждала вчера, а получила сегодня. На каком основании (ждала)? Своей уверенности в нем. — «А сегодня будет письмо от А<нны> А<нтоновны>» (Говорила из завтра).

— Мигрень — и что? Давайте радоваться! У меня вот шея болит — гланды — Бог еще знает какие, но гланды не я, я — еду. Слушайте: в награду за безвыездное лето, за всё тот же лес всё в новых сальных бумажках (сгребаю Муркиными граблями и жгу, вопреки полному воспрещению костров), за вот уже месяц неписания (Алина Бретань!) — за все это и другое многое — хочу в середине октября съездить в Бельгию. Близко, дешево, есть где остановиться, новая страна, старые города — С<ергей> Я<ковлевич> недавно был по евразийским делам и в очаровании. Но к Ватерлоо это слово уже не относится, — вещь посильнее! Стоял там, где стоял Наполеон и мысленно следовал за боем. Всего этого хочу и я. Устрою в Брюсселе вечер, который окупит дорогу. Поеду на неделю. А в первых числах ноября — к Вам.

_____

Виделась (после полугодового перерыва, бывали — дольше!) с М<арком> Л<ьвовичем> С<лонимом>, приезжал ко мне, гуляли. Отношения приязненные, очень далекие, он всё сбивается на литературу, а я, как всегда, соответствую. Говорили о поездке в Прагу. Очень советует вечер в Pen Club’e [819] (м<ожет> б<ыть> неправильно пишу?), ручается за материальный (гнусное слово!) успех. Обещает перед отъездом дать ряд советов и писем. Жаль, что его не будет, — освободил бы Вас от части хлопот. А с другой стороны, единственной! — не жаль, мне хочется Вашей Праги.

Я Праги совершенно не знаю. Хочу знать всё. Не была ни в одном музее, ни на одном концерте, — только в кафе со С<лонимом>, зато, кажется, во всех. (Была, впрочем на Шаляпине и на Стравинском [820], но это к Праге не относится). Зато в садах — была. Какие чудные сады! Хотелось сказать — особенно весною, нет! — особенно зимою, когда никого нет. У меня в Праге есть приятельница, Катя Рейтлингер (дочь легкомысленного отца [821], к<оторо>го Вы наверное знаете), она меня тоже сможет поводить. В Праге я никогда не была свободной, — хотя бы от страха последнего поезда, как чудно будет знать, что некуда спешить. Заматываться мы с Вами не будем: больше всех музеев и концертов я мечтаю о вечерах с Вами — беседах, музыке, тишине. Я от зрелищ и сборищ сразу устаю.

Радуюсь Завадским — ему и ей [822]. Она вопреки видимости — прелестный человек.

_____

Куда — за́город? Я лучше Мокропсов и Вшенор места не знаю. Моя мечта — когда-нибудь приехать туда на лето с Муром, показать ему его колыбель. Он бы в Чехии был счастлив — с гусями, с ручьями! Здесь ему — тесно: в глубь леса не ходим (опасно), а вблизи от дома — всё те же дамы, и пары, и глаза. Никто его не пропускает без изумленного возгласа или взгляда. Он, среди французских детей, не из другой страны, а с другой планеты. Голова — последний детский размер, ростом мне по грудь (4½ года!), а я не маленькая. И голове и росту нужен простор. Здесь дети пищат, он, когда на воле, орет, — просто от силы. Неловко, когда орет один — «Мур, нельзя!» — «Но почему же? Здесь же нет соседей!» — Жаль его. Подпражская природа несравненно крупнее подпарижской. Я с тоской вспоминаю реку, сливы, поля, — здесь по́ля совершенно нет. Как жаль, что у меня в Чехии не было аппарата. Свой привезу, м<ожет> б<ыть> удастся снять, хоть поеду в самую туманную пору. — Помню один новогодний день в Праге — солнце, синева, сброшенное пальто. («Прага» — собирательное, дело было в родных Мокропсах). Проще: Мокропсы была деревня, со всем деревенским: гусями, козами, даже — кузницей! Здесь ничего этого нет: пригород, сплошные лавочки. Многие (особенно многия!) бы со мной поменялись, но мне Crème Toucalon [823] не нужен, а что́ кроме? Сознание, что в Париже? Слишком залюбленный город, я актерам не поклонница.

Если бы Вы сюда приехали, мне все бы это сразу понравилось — от желания, чтобы понравилось, и сознания, что нравится — Вам. И я бы места нашла, что́, несомненно, есть. Но такого загаженного леса Вы и в худшем сне не видели! Всё бросают. Не земля, а сплошные консервные жестянки — гнусные. (В 40° в тени (вот уже неделя!) есть консервы, когда рынок лопается от зелени. Пьют, кстати (зимняя норма!) по 4 литра вина в день, не считая «аперитивов»).

Напишите про новое место, про здоровье — Ваше и мамы. Начало ноября — подходит для приезда? Итак, через 2 месяца, которые пролетят как день.

Целую Вас нежно, спасибо за всё.

                             МЦ.

Спасибо за запрос об овчине, в Прикарпатской Руси конечно есть [824].

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 77–78 (с купюрами). СС-6. С. 381–382. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 116–118 (с уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 152–153).

59-29. Р.Н. Ломоносовой

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

12-го сентября 1929 г.

Дорогая Г<оспо>жа Ломоносова (а отчество Ваше позорно забыла, — в говоре оно слито, а та́к, в отвлечении, отпадает — по крайней мере у меня. Имя — помню.) Как жаль, что Вы не попали в Париж и какой стыд, что только сейчас, полгода по несвершении, от меня