Неожиданно Юльке захотелось сказать ему что-нибудь язвительное, но она сдержалась. Рес шутливо поклонился, Джана витиевато поблагодарила ее, и они неспешно покинули дворик, оживленно переговариваясь вполголоса, словно старые друзья. Взглядом проводив их до ворот, Юлька вернулась к себе и поднялась на галерею, прикидывая, чем лучше заняться — почитать что-нибудь полезное или вытащить Ильнару погулять, но настроение почему-то испортилось окончательно. Неожиданно для себя она достала новые крылья и, быстро переодевшись, выбралась на крышу угловой части дормитория, на площадку для Крылатых. Рессер и Джана еще виднелись на дальнем конце улицы, но она решительно развернулась в противоположную сторону и круто взлетела над крышами. Ей есть чем заняться и без них… Вечером она попробует создать фантом Ильнары, а завтра наведается в Наган-Карх и может быть, даже переночует там, предприняв очередную попытку разобраться, что происходит с Румянцевым.

— И как долго все это длится? — я поежился, неприязненно озираясь по сторонам. — До чего здесь… мрачно.

— Зависит от числа казнимых, — пояснил Хельм.

На площади яблоку было негде упасть. Несмотря на душный, влажный полдень, тускло-серое небо с грязно-фиолетовыми сполохами наводило на мысль о наступающих сумерках, сверху изредка долетали сухие, словно надтреснутые, громовые раскаты, но с утра упало всего лишь несколько крупных дождевых капель. Толпа, собравшаяся на площади, в центре которой возвышался удивительного вида монумент, сочилась-переливалась возбуждением; нервный гул людских разговоров волнами прокатывался вдоль и поперек, то взмывая на гребень, то стремительно опадая.

Я наткнулся на описание публичных казней в отчетах Освина и сразу же забеспокоился. Преступников казнили у обелиска Единому при большом стечении народа по одному и тому же сценарию, делая казнь длительной и зрелищной и превращая ее в ритуал. Мне сразу же вспомнился недавний визит в Саманданг и та крохотная кровавая жертва, приносимая Единому в его маленьком тайном храме. Мы, Вечные, сами приносим себе жертвы, когда охотимся. Та жертва Единому была добровольной и не содержала ни жестокости, ни насилия, но моя воронова сущность неожиданно отреагировала на приношение кровью. Меня-демона, конечно же, прокляли во время чтения канона, и эти крохотные капли крови, даримые Единому его почитателями, странно нервировали меня-Ворона и затягивали глубже в пространство Некроса. Когда Джана стала отдаляться от жертвенной чаши, все мое существо воспротивилось: Ворон во мне требовал остаться там и глотнуть из чаши, испытывая нечто, похожее на обычную жажду, а меня-человека потом навязчиво преследовал солоновато-сладкий вкус крови, так хорошо знакомый по эпизодам вороновой охоты.

Тут, в Анг Мирте, на городской площади, приносилось совсем не несколько капель, и не добровольно. Жертва, жестокая и кровавая, да еще и не одна, да еще и поддержанная, как в храме во время молитвы, эмоциями верующих, должна работать посильнее, чем обычная охота.

Шандр был категорически против моего путешествия в Анг Мирт, особенно когда узнал, что я не только казнь собираюсь смотреть, но и полетать над крепостями. В крепости Шен у Остина зафиксировался визуальный контакт, и перед отправлением во Фрейфен я поставил и настроил еще одно наблюдающее Зеркало.

— Да что там со мной может приключиться? — разозлился я, выслушав его нудную многословную отповедь.

— Подстрелят. Над крепостью.

— Зачем им палить по птице?

— По наглой птице, — уточнил Шандр язвительно.

— Я буду вести себя тише воды ниже травы, — пообещал я.

— Попадешься местным властям в человеческом облике.

— Гевор сделает мне любые электронные карточки. И универсальную отмычку. И я буду очень осторожен.

— Все твои клятвы быть осторожным заканчиваются какими-то особо извращенными неприятностями.

— Я выпутаюсь.

— Лучше не встревай. И не забудь про конкурс мастеров, он уже скоро.

— Я вернусь, — пообещал я.

— Целым и невредимым, — назидательно заявил мой друг и помощник. — Если ты опять во что-нибудь встрянешь, я… я тебя сам убью, чтоб не мучился.

Вернулся Освин, ходивший узнать подробности сегодняшней экзекуции.

— Двое, — сообщил он с явным облегчением. — Не очень долго. Только… Народ все равно заводится. Тошнотворное зрелище.

— Сколько подобных монументов вы насчитали в городе? — поинтересовался я.

— По два на каждой террасе, — ответил Хельм.

— Ничего себе, — пробормотал я. — 24 террасы, это значит — 48 открытых алтарей?

Хельм кивнул.

— Если Единый существует, он должен быть очень сильным созданием, — сказал он задумчиво. — Не слабее вас, Вечных.

Я кивнул. Именно это меня и беспокоило.

Площадь неправильной формы, в виде вытянутого пятиугольника, могла вместить — и вмещала — тысячи жаждущих зрелища. В центре, на фоне серо-стальных и грязно-коричневых высотных коробок, террасами и уступами лезущих к небу, возвышался гигантский монумент — черная колонна с навершием в виде языка пламени, из того же камня, из которого были построены военные крепости в пустошах. Постамент окружали до боли знакомые фигуры-образы, все те же олень, леопард, змей, зубр, ворон и прочие, умело и искусно выточенные в камне. Поразительно, но сквозь их звериные черты проступали почти человеческие лица.

Еще вчера мы с Освиным рассматривали их, поражаясь таланту скульптора, поймавшего ту грань, что разделяет человека и его зверя и сумевшего так точно выразить ее с помощью резца. Я, естественно, буквально приклеился к скульптуре ворона — клюв похож на нос, плечи крыльев выглядят как человеческие руки, из которых растут сами крылья. Смотрелось это натуралистично и жутко, и я предположил, что во время трансформации люди видят меня именно таким. Второе изображение, которое вызвало у меня не менее сильное восхищение — олень с головою зверя и корпусом человека, чья рука пыталась дотянуться до расположенной над ним фигуры Единого.

Единый находился выше круга тянущихся к нему демонов. Нагой юноша, чьи чресла были элегантно прикрыты ниспадающим через бедро покрывалом, стоял, выставив ногу вперед, опираясь спиною на колонну, и взирал на собравшуюся у подножия монумента толпу с неизбывной глубокомысленной печалью. Там, у его ног, создатели монумента оставили широкое пространство, на котором была смонтирована конструкция эшафота. Уже сейчас там копошились люди в форме, по словам Освина, местные блюстители порядка, называемые службой охраны спокойствия — СОС.

— Есть что-нибудь новое о частоте и месте прорывов? — спросил я, чтобы отвлечься от тягостного ожидания. Уже сейчас меня раздражали эмоции толпы, я чувствовал нервное, почти истерическое возбуждение, разлитое в воздухе, и Ворон во мне беспокойно заворочался. Я не так давно охотился, и мой демон был сыт и спокоен, но тут неожиданно для себя я почувствовал мучительный приступ голода, такой, что с трудом подавил желание обернуться и жадно кинуться на ближайшее теплокровное существо. Хорошо, что я настоял, чтобы Джана, мой дареный телохранитель, осталась дома, хотя она страстно рвалась защищать меня от неведомых опасностей. По правде говоря, я так и не сказал ей, куда направляюсь: до сих пор у нас к ней не было доверия.