Уютная, нарядная комната казалась клеткой с сухим, спертым воздухом. Я задыхалась, не находя места, поэтому направилась в зимний сад. Мерное журчание воды в фонтанчиках и цветы всегда успокаивали меня.

Чтобы избежать лишних расспросов и пересудов, ступала тихо. Любимые домашние туфельки, подаренные Ильнорой, издавали лишь тихий шорох, и не удивительно, что служанки, натиравшие паркет, не услышали моего приближения.

— …Она отказалась скидывать шубейку. Оттолкнула Верена и побежала к лестнице! Не графиня, а девка развратная! Длинные полы шубейки скрывали ее ноги, но у меня глаз наметан — она была без платья!

— И что дальше? — затихла вторая служанка.

— Хм, — хрюкнула первая. — Мне откуда знать. Но как она орала…

Слышать омерзительные сплетни больно. Воображение сразу нарисовало подходящую картину. Я развернулась и поспешила уйти.

Мимо служанок в зимний сад не пройти, зато в сад обычный через боковой ход — запросто. Надо лишь накинуть на плечи что-нибудь теплое. Хотя бы шаль.

Климат здесь мягкий, за пять минут без верхней одежды не замерзну. А если пойду за пальто — могу встретить герцога, но не хочу его видеть.

Я так и гуляла по серому, зимнему саду в шерстяной шали, накинутой поверх платья. Немного знобило, но не от ветра — скорее меня пронизывала зябкая пустота…

Обхватив себя за плечи, неспешно шла по очищенной дорожке. Свернула за вечнозеленый куст и… подпрыгнула, наткнувшись на Освальда.

— Корфина! — рявкнул он. — Вы что творите?!

И я понеслась прочь, как трусливый заяц.

Он в три шага догнал, дернул за руку, совершенно бесцеремонно разверачивая к себе лицом.

— Где ваше пальто?! — положил руки мне на плечи и тряхнул. Не сильно, но ощутимо. — Да что вами? Решили взять пример с Норрит?! — И не выпуская руку, потащил в дом…

— Уж не ожидал от вас такой безалаберности! — злился Освальд, меряя кабинет шагами. — Пейте! Пока не выпьете — не выпущу! — И покосился на ополовиненный фужер в моей руке, что налил лично.

Не поднимая глаз, я сделала глоток.

Тикали часы. В камине танцевал огонь. Освальд злился, испепеляя взглядом, а мне хотелось заснуть и проснуться когда-нибудь потом, когда все пройдет, и не останется от пустоты в груди ничего, кроме смутных воспоминаний. Но он не отпускал. И стоило допить теплое вино, налил еще.

— Пейте! И учтите, если заболеете — лично вас выпорю!

— Не заболею, — возразила тихо, и он окончательно вышел из себя.

— Итак, я слушаю, — громко поставил стул напротив моего и сел. — Давно началась ваша изжога?

Насмешка в его голосе проступала совершенно отчетливо. Кажется, он догадался, что со мной происходит.

— Сразу после кофейни, — ответила, едва двигая губами и избегая смотреть на него.

— И как это повлияло на ваше здравомыслие? — он откинулся на спинку резного стула, сжал руками подлокотники и не спускал с меня глаз, отмечая каждую мою эмоцию.

— Женщины иногда подвержены эмоциям и делают глупости… — издалека намекнула я на ПМС, однако скрипнул стул, и уже через мгновения я стояла перед Освальдом. Одним жестом он поднял меня на ноги и теперь нависал надо мной.

— Я даже знаю причину вашей глупости, — зашептал вкрадчиво, почти в ухо, и у меня не осталось сомнений. Он все знает!

И я решила лгать, изворачиваться, но ни за что не признаваться. Однако не успела сказать и слова — Освальд рукой приподнял мой подбородок. От неожиданности я даже не успела сориентироваться. И глядя мне в глаза, он произнес с победоносной улыбкой:

— Вы ревнуете!

— Опять вы за свое! — выдохнула, изо всех сил стараясь держать взгляд и не краснеть. Но кровь хлынула к щекам и, кажется, я покрылась предательским румянцем.

— Разве я не прав? — чуя победу, герцог прищурился, и взгляд его стол горячим, распаляющим, толкающим к авантюре… Еще его губы невероятно близко от моих… Но я не наивная дурочка и не легкая добыча, поэтому пусть этот заправский ловелас обломается.

— Повторяю — вы слишком большого мнения о себе, Ваша Светлость! — злость подстегнула, робость прошла, и теперь я смотрела на Освальда уверенно. Даже с яростью.

— Ну что ж! — резко отступил он. — Рад, что ошибся. Не хотелось бы портить деловые отношения девичьими романтическими глупостями. Ступайте. Горячий чай и теплый плед — лучшее, что вы можете сейчас выбрать.

И я ушла, ощущая спиной его колючий взгляд.

Утром встала разбитой, опустошенной, но наглость и нахальство Веспверка подстегивали. Поэтому, несмотря на тревожный сон и слабость, не позволяла себе раскиснуть и на уроках каллиграфии очень старалась.

Потом под руководством Оорела разучивала полонез. Из Вейре танцор никудышний, как и из меня грациозная танцовщица, зато на занятиях мы смеемся и не боимся показаться неуклюжими.

После обеда штудировали мерский язык, потом играли в саду, читали книгу, занимались ерундой, а потом служанка сообщила, что Его Светлость уехал и будет к утру.

Сердце опалила ревность и в то же время радость. Сегодня мы не увидимся, а, значит, у меня есть время прийти в себя и обдумать дальнейшее поведение. Это хорошо.

К утру я приняла решение: будет лучше, если скорее вытравлю Веспверка из сердца, а для этого надо расширить круг общения. Не зря же говорят: «Клин клином выбивают», поэтому, получив внеочередной выходной, первым делом поехала в городскую оранжерею.

Прогуливаясь в одиночестве по мощеным дорожкам, среди цветников, думала лишь о том, что если здесь ни с кем не познакомлюсь — отправлюсь в магазины, лавки, кофейню, иллюзион… — и обязательно разговорюсь с кем-нибудь. Не собираюсь бросаться в омут с головой, но сделаю все, чтобы не моя жизнь не замыкалась на Веспверке старшем.

Пусть самодовольный Освальд и не надеется: победы ему не видать.

Старания оказались не напрасными, и у меня появились некоторые знакомства с общительными хозяевами лавок, их помощниками, другими покупательницами. Благо достойный внешний вид располагал ко мне людей.

Кроме того с каждым днем приходило смирение, а еще осознание, что несмотря на безответные чувства, я счастливица. Ведь жизнь налаживается, у меня есть крыша над головой, потихоньку коплю на домик… Только за это следует благодарить Веспверка и его родню, но с ним лично лучше держаться сдержанно.

Я старалась, но тяжело улыбаться, когда хандришь, когда хочется побыть одной, никого не видеть хотя бы пару дней. Чтобы не думать о Веспверке, загружала себя занятиями, изучала моду, этикет, а вечерами заново писала историю про Щелкунчика, тренируя почерк.

Перед тем как сесть за новую главу, зачитывала Вейре прошлую, и пока работала над новой, он рисовал. Так у меня появился персональный иллюстратор, которому я подсказывала, как сделать рисунок ярче, ориентируясь на свои детские книжки. Вейре нравилось буйство красок, и он с удовольствием рисовал сочными цветами.