туда, чтобы отдать дань памяти своему учителю.

— Да, Генуя, — подтвердил Бондарев, — даже по твоему непроницаемому лицу я заметил, что тебя эта идея взволновала, и больше, чем я ожидал. Так ты примешь предложение?

— Хотел бы, но…

— Но? Что тебе мешает?

— Я не могу принять решение и уехать, не посоветовавшись с Надей.

— Ты думаешь, Надюша будет против? — удивился Бондарев. — Да она же чудесный человек, она все поймет.

— Никита, эта разлука не на неделю, — покачал головой Фертовский.

— Твоя работа предполагает отъезды, разве не так? Надя, выходя за тебя замуж, знала об этом.

Николай вздохнул.

— Так, конечно. Но мы женаты совсем недавно.

— И чувства на самом пике? — закончил Никита и усмехнулся. — Прости, но мне сложно понять, что можно преданно любить одну женщину, наверно, поэтому я и не женат. Хотя, не спорю, есть женщины особенные. Хорошо, я на тебя давить не стану, примешь решение — позвони мне, но не затягивай, в интересах Майкла начать работу как можно скорее. Николя, послушай, я все смотрю и никак не пойму, — Никита резко сменил тему, — там, за столиком у окна: не твой ли папенька мило беседует с юной леди?

— Мой отец? Не может быть, — уверенно выдал Николай, но все-таки обернулся.

Фертовский-старший сидел к ним в профиль, напротив него занимала место пухленькая девица лет двадцати, не больше, внешности приятной, но не красавица, к тому же одета чисто в молодежном стиле — джинсы, свитер. Густые волосы стянуты в хвост на макушке. Но больше всего поражало то, как вел себя Фертовский-старший. Он не сводил глаз с этой девочки, что-то оживленно рассказывал, даже руками размахивал, а она смеялась от души, пряча лицо в ладонях.

Таким Николай отца не видел никогда: он словно разом решил нарушить им же установленные в обществе правила поведения настоящего аристократа.

— И как тебе этот кульбит? — усмехнулся Никита. Он понял, о чем подумал друг, ему приходилось общаться с Фертовским-старшим и лично ощущать на себе издержки его характера. То, что они оба сейчас видели, не поддавалось никакому логическому объяснению. Единственное, что когда-то могло изменить отца, повлиять на него — это влюбленность. Но он по своей природе был просто на это неспособен. Ни моложе, ни, тем более, сейчас. Однако именно сейчас вел себя странно. И если Николай так хорошо не знал бы своего собственного отца, то решил бы, что тот явно пытается произвести впечатление на свою спутницу — эту юную особу. Но вот что еще более странно, она, похоже, тоже получала удовольствие от общения с ним. По крайней мере, со стороны казалось именно так. Невероятно.

— Не хочешь подойти? — спросил Никита. Он, пожалуй, впервые видел друга в таком замешательстве. Николай то и дело поворачивал голову и бросал недоуменные взгляды в сторону отца и его спутницы.

— Нет, не хочу, — наконец сказал он, — и не хочу, чтобы нас видели. Пойдем отсюда.

— Что? — возмутился Никита. — Нам еще не принесли горячее. И я не доел свой салат.

— Даешь в другом месте, — отрезал Николай, бросил купюру на стол.

— Елки зеленые, — досадливо воскликнул Бондарев, — неужели тебе неинтересно: кто она? И чего тут с ней делает твой папенька?

— Нет!

— Сейчас ты говоришь, как сноб и гордец семейства Фертовских.

— Я и есть сноб и гордец семейства Фертовских, — зло сказал Николай и поднялся со своего места. В этот момент его отец повернул голову. Их взгляды встретились. Фертовский-старший побледнел, несколько секунд смотрел на сына, затем отвернулся.

— Может, теперь останемся? — попросил Никита. — Тебя все равно уже запеленговали, — констатировал он. — Ой, они сами уходят. Это похоже на бегство.

Николай так на него посмотрел, что Никита поспешил добавить:

— Ладно, ладно! — примирительно поднял руки. — Теперь есть возможность спокойно поесть.

— Генуя? — Надя переспросила, услышав рассказ мужа о встрече с Бондаревым. Про отца он, конечно, промолчал.

Надя взяла работу домой и весь вечер сидела с ноутбуком, периодически тихо возмущалась, что-то комментировала себе под нос. Николай рассказал о встрече не сразу, после ужина уселся было смотреть какой-то фильм, но быстро понял, что сюжет не воспринимает, все думал об отце и той ситуации в ресторанчике, это выбило его из колеи и основательно.

— Да, Генуя, — он внимательно смотрел на Надю. Она спокойно закрыла ноутбук, задумчиво потерла подбородок.

— Это для тебя важно? — спросила чуть помедлив. — Я имею в виду эту поездку не только как возможность заработать, но и с точки зрения твоей профессии, мастерства.

— Безусловно. И еще потому, что Генуя — Родина Корсо. Однако есть причина, по которой мне не хочется ехать.

— Какая?

— Разлука с тобой. Я уеду в апреле. Меня не будет полтора месяца.

— Так долго? — охнула Надя, подошла к мужу, обвила руками его шею. — Я буду тебя ждать и скучать, — ободряюще улыбнулась, — езжай, нельзя упускать ни единого шанса в своей жизни. Езжай, я буду ждать тебя.

Глава 51

В дверь позвонили.

— Я открою, — сказала Надя, муж в это время собирал чемодан к отъезду. Она распахнула дверь и глазам своим не поверила: перед ней собственной персоной стоял отец ее мужа! Это был его первый визит после свадьбы Николая. Фертовский-старший поклялся, что не переступит порог его дома, пока там находится плебейка, окрутившая его сына и пытающаяся пролезть в их семью.

«Клятвы не сдержал», — весело глядя на отца мужа, подумала Надя. Она уже успела забыть, как они внешне похожи: тот же рост, осанка, широкие плечи, волнистые волосы, только с проседью, и глаза: магнетический взгляд, от которого иногда мурашки по коже. И все-таки они разные, действительно, разные. Надя была уверена в этом. Она стояла и, молча, смотрела на свекра: он на ее территории, и правила вежливости еще никто не отменял.

— Здравствуйте, — наконец буркнул он.

«Это уже прогресс» — подумала Надя.

— Добрый день, Владимир Григорьевич! — она невольно улыбнулась.

— Мой сын дома? — он, наконец, посмотрел ей прямо в глаза. По сути дела, он до сих пор так и не имел возможности, как следует разглядеть ту, которая так неожиданно, а главное, триумфально, вскружила голову его сыну да еще быстренько женила на себе. Да, у Николая явно со вкусом на женщин проблемы, причем с самой юности. Откуда в нем такое нежелание видеть социальные различия? Откуда приверженность к простолюдинкам? И ладно были бы они хоть красавицы.

— Да, конечно, проходите, пожалуйста!

— Надюша, кто там? — Николай выглянул в коридор. — Отец? — он так же, как и Надя, уставился на него, не веря тому, что видит.

— Я… нам надо поговорить, — Фертовский-старший