И потеплела к тебе лишь после правильного решения — твоего, Горан! Ты отпустил и позволил действовать так, как сочтет нужным. Она оценила. Так не разрушай достигнутого!

— Как сложно с людьми…

— Приятно и легко, когда их понимаешь, ценишь и доверяешь в ответ.

«А ты доверяешь?..» — и что с того, что когти ладонь пропороли? Пусть не спросил вслух, Кощей все равно услышал. Хмыкнул, но отвечать не стал.

— Мал еще такое у меня спрашивать.

Ну да и неудивительно, что не ответил.

Горан снова посмотрел на свою чаровницу. Ольга лежала недвижима — здесь и одновременно где-то еще. Совершенно непривычная. Ведь даже выказывая холодную чопорность и безразличие, она оставалась живой, горячей, деятельной и дерзкой. Под стать ему самому. От воспоминаний сжалось сердце.

— Ты можешь помочь?

Кощей покачал головой.

— Да ты птицу мою не слушал, как погляжу?

— Вовсе нет. Слушал, — проворчал Горан. — И понял, что со своим испытанием один не справлюсь.

Кощей встал резко, но уходить не стал, навис над Гораном, сталью в глазах рубанул наотмашь.

— Я никогда не помогаю просто так, ты же знаешь, — в глубоком мягком голосе появились мурчащие ноты. С котом Баюном недавно беседовал, от него, видать, нахватался.

— Я готов заплатить любую цену!

— Даже ту, которую полагаешь для себя наиболее важной? — хмыкнул Кощей и указал на Ольгу. — Она!

Сердце пропустило удар, а из груди вырвало весь воздух. Озвученное условие оглушило.

— Но ее душа мне не принадлежит!.. — прошипел Горан, поскольку голос изменил ему. — Ты можешь забрать мою жизнь, долг, любовь, но я не могу распоряжаться ею.

Кощей ударил раскрытой ладонью по воздуху, за неимением притолоки или столешницы не иначе. По лицу Горана, видать, побрезговал. Жест показался каким-то абсолютно человеческим.

— Даже те, кого я считаю лучшими, иной раз такие идиоты, — простонал он. — Неужели я зря распинался о свободе все это время?.. Ну! Последний ум потерял?

— Это Ворон тебя с полуслова понимает, я — нет, — проговорил Горан.

— С полумысли — вернее, — огрызнулся Кощей, — ну…

— Ты сейчас… меня спытывал? — До Горана, кажется, понемногу начал доходить его первоначальный замысел, и он даже сумел вдохнуть свободнее. — Думал, за помощь соглашусь Ольгой расплатиться?

«Хорошо, что хоть не согласился», — с запоздалым ужасом подумал Горан.

— Проклял бы, не задумавшись, — ответил Кощей на его мысль. — Беспросветная тупость хуже ошибки. Пусть и свершенной. Ты же остановился у пропасти. Знаешь, почему братец твой… — Горан замер, весь обратившись в слух, но Кощей решил не радовать его произнесением истинного имени инеистого порождения Грезы, — умыкнул чаровницу? Он ведь не глуп настолько, чтобы не понимать, чем обернется?

— И чем? Что со мной вконец разругается? Невелика потеря.

— Ох уж… — вздохнул Кощей и снова покачал головой. — Сказав, будто отвергаешь его дружбу, ты нанес удар, сравнимый с поражением в поединке. Прибавив, что на помощь не придешь и на просьбу не откликнешься, серьезную рану нанес. Но тебе ведь не понять этого? Ты окружен подданными и вассалами. Если один из них пропадет, ты даже не заметишь, а у Снежена лишь лед вокруг да грезы. Еще — родичи, за которыми присматривать должен. Ты был единственным не из их числа.

— Все равно ведь, ледяная гадина, подгадил.

— То игра не меж вами и не ваша, — произнес Кощей. — Не вы ее начали, не вам закончить, но вот помочь мне против извечной моей соперницы вы оба в силах. Знаешь же чьи чертоги у Долины Грез пролегают.

Кто ж не знал? Особенно из тех, кто в Нави жил.

— Моревна…

Кощей склонил голову.

— Моревна, — подтвердил он. — А какого рода-племени чаровница твоя, что столь легко мороками повелевает, а чары сами к рукам ее льнут?

— Знаю, что… — Горан задумался. Ольга не сказывала, а он выяснять сам ниже себя мнил. Его ведь о семье-родстве не выспрашивали, так с чего пятнать душу пустым любопытством? — Дочь воеводы да колдуньи лесной. От матери для Ольги терем остался да леший в услужении.

— Хороши хоромы у ведьмы лесной, — хмыкнул Кощей. — У сестры моей Макоши и то поскромнее будут: всего-то изба на ногах куриных. Ну а куда ж делась ведьма эта, не знаешь? Отчего дочь не искала, когда отец ее во младенчестве умыкнул? Почему себе не вернула, а лишь чрез сны учила уму-разуму да заклятиям всяческим?

Горан не знал, что ответить, да Кощею его слов и не требовалось.

— Мы… кто к Нави близок, всегда спину богатством прикрываем, — проговорил он тихо. — Могущества жаждем, силы и власти. Исполать Правянам в избах жить, да по дорогам ходить в рубище с котомкой и гуслями. Впрочем, кому мне говорить? Не тебе же.

Горан дыхание задержал. Кровь в висках не шумела, била штормовым океаном о прибрежные скалы.

— Ты…

— Я, — по-прежнему глядя ему в глаза, сказал Кощей. — Тот, кто воеводе нашептал о рождении дочери.

— Через Влада?

Кивнул.

— Только всего я и птице своей не рассказывал. Тебе лишь открываю. Цени.

А Горану лишь нагрубить хотелось.

— И… зачем?

— Затем же, что и меня Явь не принимает, Горан. Это вы, змии, через границу летаете да ползаете в свое удовольствие. Единственный день Велес-ключник мне тропы отворяет. Тогда могу в Яви спокойно ходить. Во все же остальные времена, умереть в Нави требуется, чтобы границу перейти. Я пленник Царства Подсолнечного, пусть и повелитель его. Как Моревна — пленница своих земель, пусть и царица. Уж не ведаю каким образом, минуя Калинов мост к людям пробралась, да только времени у нее в обрез оставалось. Я его укоротил сразу же, как воевода дочь унес. А там, среди людей, Ольга уж самой собой выросла, на мать непохожей, хотя… — Кощей прервал рассказ, посмотрел на Горана недовольно. — Неужто, не уразумел еще?

— Отчего же… — прошипел Горан. — Яснее стало, зачем ты вручил ей ветку Дуба Мокрецкого и меня в полон загнал.

— Ой ли…

От неожиданно прозвучавшего смешка Горан дернулся, словно от пощечины.

— Впрочем, верно