в течение 2 часов 16 минут 30 секунд. В 1911 г. Эймелеус завоевал Императорский приз по фехтованию, а на следующий год удостоился звания всероссийского чемпиона-любителя по французскому боксу. Являлся членом десятка гимнастических и спортивных кружков, основателем и руководителем почти такого же количества заграничных спортивных организаций до своего приезда в Россию в 1906 г.

После окончания курса в петербургской Главной гимнастическо-фехтовальной школе Эймелеус преподавал там лыжное дело. Затем перешел в Николаевское кавалерийское училище, где стал заведовать гимнастикой и руководить гимнастическо-спортивным кружком «Заря», основанным им еще в 1907 г.

«Манеж становился для нас кошмаром»

Непременной принадлежностью гатчинской жизни почти целый век, с 1820 по 1914 г., являлся кирасирский полк. Гатчинских кирасир звали «синими» – за их светло-синие воротники и обшлаги, в отличие от кавалергардского полка – «желтых кирасир».

«Синие кирасиры» славились как замечательные кавалеристы-спортсмены. Они часто выходили победителями на конных состязаниях не только в Петербурге, но и за границей. К примеру, на международных состязаниях в Лондоне и в Вене ежегодно выигрывали первенство кирасирские офицеры фон Эксе и Плешков, их имена были известны чуть ли не во всей Европе.

Столь выдающиеся успехи гатчинских кирасир – не случайность, они достигались путем постоянных, очень трудных и утомительных тренировок. О том, как «синие кирасиры» обучались искусству верховой езды, можно узнать из мемуаров офицера полка князя Владимира Сергеевича Трубецкого, тот служил в полку с 1911 г., причем сначала на положении вольноопределяющегося («вольнопера»). Он рассказывает о многочасовых изнурительных занятиях гимнастикой, пешим строем, вольтижировкой, фехтованием, стрельбой в тире.

«Этими занятиями в большинстве ведал молодой и акробатически ловкий чернявенький корнет Эльвенгрен, финн по происхождению, кумир всех гатчинских гимназисток, – вспоминал Трубецкой. – На всех занятиях „жучили” лихо, закаливали, муштровали, тянули, отшлифовывали, вырабатывая подлинную выправку. Вечером мы возвращались домой разбитыми и до того усталыми, что стремились скорее в постель. И так изо дня в день долгие месяцы».

Однако тяжелее всего давалось обучение верховой езде в манеже под командой поручика Палицына, он с первых же дней задавал «вольноперам» «невероятного перца» и внушал к себе панический ужас.

«Худощавый, чрезвычайно высокого роста, белокурый, бледный, с длинным горбатым носом и серыми глазами навыкате, он был образцом военной дисциплины, олицетворением строгости, требовательности и „цука”, – вспоминал Трубецкой. – Бывший юнкер знаменитого кавалерийского училища, где „цук” был доведен до степени культа, Палицын просто органически не переваривал вольноопределяющихся, усматривая в них людей изнеженных, избалованных и случайно пришедших в полк из штатского мира. И зверствовал же он с нами, несчастными семерыми „вольноперами”, во время сменной езды!.. Положительно, манеж становился для нас каким-то кошмаром, а между тем, большинство из нас выбрало родом оружия конницу только из любви к конному спорту».

Во время сменной езды много внимания уделялось рубке, поскольку полк славился на состязаниях своими лихими рубаками. Многие молодые офицеры сами увлекались этим делом, возводя его в спорт, и солдат выучивали рубить до степени виртуозности. На полном скаку без промаха они умудрялись красиво и стильно перерезать шашкой маленькую картофелину, висящую на нитке, вдевали шашку в узенькое колечко, лихо рубили на карьере глиняные головы, толстые соломенные жгуты, лозы и прочее, рубили, прыгая через препятствия.

Не менее, чем на рубку, в полку напирали на действия пикой. «Я застал еще то время, когда в кавалерии употреблялись деревянные пики – толстые, длинные и очень тяжелые, вроде средневековых рыцарских, – вспоминал Трубецкой. – Вскоре, однако, эти неуклюжие пики были заменены легкими трубчатыми из металла и были перекрашены в общий для всех полков защитный цвет. На учениях в манеже такими пиками кололи на галопе стоячие или лежачие соломенные чучела, одетые в старые кирасирские вицмундиры. Учились также на всем скаку вдевать пику в небольшие колечки, развивая этим упражнением меткость удара».

Существовало такое упражнение, как подбрасывание пики над головой. Производилось это на галопе всей сменой разом. Иногда этот трюк приводил к печальным последствиям. Трубецкой описывал жуткий случай, когда во время прохождения сменой через манеж галопом кто-то неловко подбросил пику, она упала на землю вертикально, острием вверх, и начала валиться назад. Ехавший сзади солдат не видел этого, так как сам ловил свою пику и поэтому смотрел вверх. На всем ходу он наехал грудью на падавшее острие, которое мгновенно пронзило его насквозь, выйдя из спины на целый аршин. Пику сейчас же вытащили и пострадавшего отнесли в лазарет, но помочь ему уже ничем не могли.

Тем не менее, несмотря на подобные эксцессы, полк был буквально заражен спортивным духом. «Замечательные мировые спортсмены штаб-ротмистр фон Эксе и поручик Плешков сумели сгруппировать вокруг себя офицерскую молодежь и увлечь ее спортом, – вспоминал Трубецкой. – Многие пажи и юнкера хотели поступить в наш полк офицерами именно благодаря той спортивной репутации, которая укоренилась за полком в последние годы».

«Concours hippique» – барьерные скачки

Одной из петербургских весенних традиций являлось проведение традиционных офицерских барьерных скачек в Михайловском манеже, называвшихся «Concours hippique». Они проводились ежегодно c 1889 г. в конце первой недели Великого поста. Инициатором этих состязаний был «августейший президент» Общества поощрения всех видов охоты великий князь Николай Николаевич, предложивший устроить скачки по образцу французских. С тех пор это зрелище стало модным и привлекало в манеж столичный высший свет.

«Начало конских состязаний в Михайловском манеже предвещает приближение весны, и дамы по традиции всегда являются в манеж с последними новинками моды, – писали «Биржевые ведомости». – Манеж имеет нарядный вид. В нем масса света. Трибуны и ложи заняты сплошь. В проходах масса военной молодежи. Наигрывает военный оркестр».

В дни конкурса площадь у манежа заполнялась экипажами и роскошными автомобилями. На посещение скачек продавались абонементы на все шесть-семь состязаний. Цена их доходила до ста рублей, ложи на один день стоили около пятнадцати рублей, трибуны – два рубля.

Офицерские скачки в манеже пользовались такой популярностью в столице, что их посещали даже члены императорской фамилии. Как замечали современники, это было любимое рандеву светского общества во время Великого поста. «Среди присутствующих – представители знатнейших дворянских фамилий – Орловы, Пален, Шереметева, Олсуфьев и т. д., – рассказывал корреспондент «Петербургского листка» в 1909 г. – Звучит французская речь, звенят шпоры, в воздухе чувствуется аромат тонких духов и особенно флирта в самом выдержанном, корректном стиле, все разговоры касаются последних светских новостей спорта, помолвок, предстоящих вечеров…» А в буфете хлопали пробки шампанского и наездники перекидывались менее чопорными словечками.

Цель скачек – приобщение офицеров к прибретению хороших лошадей. Обычно разыгрывалось десять призов, самыми престижными из них были императорский и