Я знаю человека в Чи. Он не даст мне столько, сколько они стоят, но…

– Можешь взять три.

– Пять? – Он попытался улыбнуться так, будто не собирался прикончить меня сразу же после открытия сейфа.

– Четыре.

Он нагнулся и быстро подобрал их здоровой рукой, собираясь сунуть в карман брюк.

– Это пять. Брось одну.

Он бросил на меня прищуренный гневный взгляд – взгляд Румпельштильцхена – и бросил одну. Она покатилась.

– Ты злой человек.

– Сказал Святой Кристофер из Лесов. Мне так стыдно.

Он приподнял губу, обнажив жёлтые зубы.

– Иди на хуй.

Я поднял пистолет, который вроде как был автоматическим 22-го калибра.

– Не стоит посылать на хуй того, у кого в руках оружие. Это неразумно, ха-ха. Теперь иди вниз.

Он вышел из комнаты, прижимая сломанное запястье к груди и сжимая золотые гранулы в здоровой руке. Я последовал за ним. Мы прошли через гостиную в кухню. Он остановился у двери.

– Иди. Через задний двор.

Он повернулся и посмотрел на меня, широко раскрыв глаза и с дрожью в губах.

– Ты собираешься убить меня и бросить в ту дыру!

– Я бы не дал золото, если бы собирался тебя убить, – сказал я.

– Ты заберёшь его обратно! – Он снова начал реветь. – Ты заберёшь его и бросишь меня в д-д-дыру!

Я помотал головой.

– Там забор, а у тебя сломано запястье. Ты не перелезешь без помощи.

– Я смогу! Мне не нужна твоя помощь!

– Шагай, – сказал я.

Полли пошёл, рыдая, уверенный, что сейчас ему выстрелят в голову. Повторюсь: потому что он бы поступил именно так. Он перестал рыдать только тогда, когда мы прошли мимо открытой двери сарая, и он понял, что всё ещё жив. Мы подошли к штакетнику, около пяти футов в высоту – достаточно высоко, чтобы удержать Радар, когда она была моложе.

– Я больше не хочу тебя видеть.

– Не увидишь.

– Никогда.

– Не увидишь, я обещаю.

– Тогда пожми руку. – Я протянул ему ладонь.

Полли пожал её. Хитрый, но не шибко умный. Как я и сказал. Я вывернул его запястье и услышал хруст кости. Он вскрикнул и упал на колени, прижимая обе руки к груди. Я сунул пистолет сзади за пояс, как злодей в кино, нагнулся, схватил его и поставил на ноги. Это было легко. Он весил не больше ста сорока фунтов, и в тот момент я был накачен адреналином, который чуть ли не бил из ушей. Я перекинул его через штакетник. Он приземлился спиной на кучу сухих листьев и сломанных веток, издавая негромкие крики боли. Его руки бесполезно болтались. Я перегнулся через забор, как прачка в сказке, желающая услышать последние сплетни в деревне.

– Вперёд, Полли. Беги и никогда не возвращайся.

– Ты сломал мне руки! Ты, сука, сломал мои …

– Тебе повезло, что не убил! – крикнул я на него. – Я хотел, и почти сделал это, и если когда-нибудь увижу тебя, завершу дело! Теперь вали! Пока у тебя есть шанс!

Он бросил на меня ещё один взгляд: широко открытые голубые глаза, опухшее лицо, измазанное соплями и слезами. Затем он повернулся и наткнулся на чахлое деревце – всё, что осталось от Сентрис-Вудс – прижимая сломанные руки к груди. Я смотрел как он уходит без малейшего сожаления о содеянном.

Не очень хорошо.

Вернётся ли он? Нет, не с двумя сломанными запястьями. Расскажет ли он кому-нибудь ещё, другу или сообщнику? Я не думал, что у Полли были друзья или сообщники. Пойдёт ли он к копам? Учитывая, что я знал о Хайнрихе, эта мысль была абсурдной. Даже если не думать обо всём этом, я просто не мог заставить себя совершить хладнокровное убийство.

Я вернулся внутрь и собрал золотые гранулы. Они раскатились повсюду, и на это у меня ушло больше времени, чем на всё противостояние с Полли. Я положил их в сейф вместе с ремнём и пустой кобурой, затем ушёл. Чтобы скрыть пистолет, я выпустил рубашку наружу, но всё равно был рад, что миссис Ричлэнд не стояла в конце своей подъездной дорожки, прикрывая рукой глаза.

5

Я медленно спустился с холма, потому что у меня дрожали ноги. Что говорить – мой разум дрожал. Я поднимался по ступенькам своего крыльца, когда понял, что проголодался. Был голоден, как волк.

Радар встретила меня, но не так бодро, как я ожидал; просто радостно повиляла хвостом, пару раз подпрыгнула, и потёрлась головой о моё бедро, прежде чем отправиться обратно на свой коврик. Я ожидал бурного приветствия, потому что казалось, будто я долго отсутствовал. На самом деле прошло меньше трёх часов. Многое произошло за эти три часа – события, меняющие жизнь. Я вспомнил Скруджа из «Рождественской песни», произносящего: «Духи сделали всё это за одну ночь».

В холодильнике остался мясной рулет, и я сделал пару толстых сэндвичей, обильно полив их кетчупом. Мне нужно было подзаправиться, потому что день только начинался. Нужно было много всего сделать, чтобы подготовиться к завтрашнему дню. Я не собирался идти в школу, и отец мог вернуться в пустой дом. Я хотел найти солнечные часы, о которых говорил мистер Боудич. У меня не оставалось сомнений, что они существуют, и что они могут повернуть время вспять для престарелой немецкой овчарки, которая сейчас дремала на своём коврике в гостиной. Но я был не до конца уверен, что смогу спустить её вниз по винтовой лестнице, и не представлял, как она преодолеет сорок (или пятьдесят, или шестьдесят) миль до города. Единственное, в чём я был уверен: я не мог позволить себе ждать.

6

Я ел и думал. Если я собирался отправиться в путь вместе с Радар, нужно было оставить ложные следы, ведущие не к дому мистера Боудича. Решение пришло, когда я шёл в гараж, и я подумал, что это может сработать. Должно сработать.

Я взял тачку, и кое-что увидел. На одной из полок лежал мешок с гидроксидом кальция, более известном, как негашёная известь. Зачем она могла понадобиться папе? Вы уже догадались: тараканы. Немного в подвале и немного в гараже. Я положил мешок в тачку, затем вернулся в дом и показал Радар её поводок.

– Если я возьму тебя на холм, ты будешь умницей?

Она уверила меня своим взглядом, что будет, так что я прицепил