Силана, услышь меня! Я увижу сына! Они приведут его ко мне! Но сначала я должна тебя отпустить. Элейнт, ты свободна.

Скоро все мы будем свободны. Ни одного Заложника не останется.

Резво, будто дитя, Сандалат Друкорлат выбежала из тронного зала. Нимандр посмотрел на призрак Фейд.

Ее лицо ничего не выражало.

– Я поклялась мучить тебя, брат, до скончания дней твоих. Мой убийца. А ты взял и привел меня… домой.

Нимандр с подозрением покосился на нее. С Фейд всегда нужно держать ухо востро.

– Иди к своим, Нимандр. Времени мало.

– А что будешь делать ты? – спросил он.

Фейд слегка поблекла.

– Мать запрется в башне и будет ждать сына, пока не услышит его шаги на лестнице. Я побуду с ней, чтобы она не скучала.

– Фейд…

Девушка-призрак улыбнулась.

– Братец, давай считать это раскаянием.

Оружие со звоном отскакивало от его доспехов, но под полосками металла, чешуей и кольчугой оставались синяки и переломы. Наконечник копья угодил в прорезь забрала, отчего голова Вифала развернулась в сторону, однако он успел махнуть палицей. Послышался треск щита, крик боли. Кровь из рассеченного лба заливала левый глаз, затрудняя Вифалу обзор. И все же он продолжил натиск, чтобы добить лиосана.

Как раз из слепой зоны по нему приложились щитом. Запутавшись в мертвых конечностях, Вифал упал. Все, теперь мне крышка.

Лиосан встал над ним и опустил меч.

Внезапный черный росчерк остановил удар, затем повторился, и лиосан с отчаянным воплем рухнул на спину.

Теперь над Вифалом нависала женщина. Полуобнаженное тело блестело от пота, с обсидианового ножа капала кровь. Она наклонилась ниже, почти прижав лицо к забралу.

– Вор!

– Что? Кто – я?

– Мои доспехи! Ты их украл!

– Я… Я не знал…

– Но ты долго продержался. И битва еще не кончилась. Так что поднимай зад!

Женщина схватила Вифала за воротник хауберка и одной рукой поставила на ноги. Он чуть снова не упал, но устоял. Затем подобрал и перехватил палицу.

Лиосан окружили их и были готовы биться насмерть.

В небе кипела схватка: бело-золотые драконы схлестнулись с двумя черными. Эти-то откуда взялись?.. Те явно уступали, они все были иссечены и изранены, шипели, словно подранные коты, но продолжали яростно отбиваться.

Полуобнаженная женщина сражалась рядом с Вифалом. Движения ее были полны змеиной грации, а удивительные обсидиановые кинжалы извивались, подобно языкам, вкусившим крови.

Вифал никак не мог понять, что происходит. Он никогда прежде не видел эту женщину. Как она здесь очутилась? Невозможно.

– Кто ты, Худ побери, такая?! – прокричал он сквозь решетку забрала.

У Шарл подкосились ноги, и вот она уже лежала на земле. Над ней шла возня: искаженные злобой лица, древки копий, мелькание сапог. Меч куда-то запропал, из-под ребер лилась кровь. Немеющими пальцами она нащупала рану, которая оказалась очень и очень глубокой.

– Все, меня убили.

– Дышать можешь? Вдохни, женщина! Вдохни глубже, это приказ!

– К-капитан?

– Делай что говорю!

Шарл не видела ее: наверное, та стояла где-то за головой. Да и голос она узнавала с трудом, хотя кто еще это мог быть? Земля задрожала. Откуда эта дрожь? Словно бьются тысячи железных сердец. Удар. Удар. Шарл втянула ртом зловонный воздух. Глубже, еще глубже.

– Капитан! Я могу дышать!

– Значит, жить будешь! Поднимайся! Стой рядом со мной – до конца, поняла?

Шарл попыталась подняться, но со стоном упала обратно на спину.

– Меня проткнули…

– Поздравляю, теперь ты одна из нас! А ну поднимайся, живо!

Шарл перекатилась на бок – так было легче подтянуть ноги и встать на четвереньки.

– Девчонка без подруги… – тяжело дыша, проговорила Коротышка. – Нет ничего хуже! Знаешь, что делает девчонка, когда у нее нет подруг?

– Не знаю, капитан.

– Выходит замуж!

Шарл заметила у трупа рядом меч и подхватила его.

– Хорошо, капитан. Я буду вашей подругой.

– До конца?

– До конца.

– Клянись!

– Клянусь! Клянусь!

Коротышка подхватила ее под плечо и оторвала от земли.

– Держись, родная. Пойдем убивать.

Зевган Дроулс убил своего заимодавца, а затем и всю его семью, после чего сжег усадьбу вместе с хранившимися там записями о сотнях семей, обманом ввергнутых в бедность человеком, который считал, что имеет право в свое удовольствие порабощать других людей. Дальше Зевган сжег дотла банк и архив – точнее, только половину его, зато нужную.

Он был предусмотрителен, и никто ничего не смог доказать. Впрочем, чтобы сослать его на тюремные острова, хватило и подозрений. Там он и провел следующий двадцать один год своей жизни. До исхода. До марша. До этого проклятого Берега.

Из-за возраста Зевган уже не годился в солдаты, поэтому сидел на откосе над Первым Берегом, а вместе с ним еще дюжина бойцов «детской гвардии» – дряхлые, слепые, глухие и прочие калеки. Они защищали укрытых в лесном полумраке детей и беременных, а также тех, кто уже не мог сражаться, – стариков и раненых, которых прибывало все больше.

«Детская гвардия», а с нею еще порядка десяти взводов готовилась отдать жизнь, защищая детей шайхов и островитян-летери. Не только детей, конечно, но Зевган думал лишь о них.

Да, «защита» выходила жалкой – все это понимали, но сдаваться не собирались. Как можно? За нами прячутся дети, в их глазах испуг. Нужны ли еще причины?

Микстер Фрилл подобрался поближе, утер нос.

– Значит, сознаешься?

– Сам слышал, – ответил Зевган. – Да, это я. Все я. И сделал бы снова. Если бы меня не отправили на тот остров, я бы не прекратил. Я бы спалил все банки и архивы, все усадьбы с жирными ростовщиками, их жирными женами и мужьями да жирным потомством.

– Ты убивал невинных, Зев, ты в курсе? Тебя должны были повесить.

– Повесить, ага. Четвертовать, отрезать член и поджарить яйца. Странник свидетель, нет более страшного преступления, чем пойти поперек власть имущих. Спроси их, они первые тебе так скажут.

– Они там гибнут, Зев.

– Я вижу, Микс.

– Мы следующие.

– Ага. Именно поэтому я и сознаю́сь. Чтобы посмеяться в последний раз над всеми. Видите, меня не повесили, не выпотрошили, не накормили собственными яйцами!