Когда все закончилось, Бекетт держал меня в руках так, словно никогда не отпустил бы. Он целовал меня, пока усталость не взяла над ним верх, и он не уснул. Но даже во сне он продолжал удерживать меня в объятиях.

Я опустила голову обратно и снова попыталась заснуть. Бесполезно. Я пролежала без сна еще около часа, пока Бекетт не начал шевелиться. Проснувшись, он нежно высвободился из-под меня, чтобы сходить в туалет.

Дверь за его спиной щелкнула и закрылась. Увидев, что я осталась одна, мои старые страхи выползли из своих нор. Может быть, Бекетту нужно было побыть одному? Возможно, я нарушала его личное пространство? Вдруг он чувствовал себя обязанным обнимать меня после секса? Большинство парней, которых я знала, ненавидели подобные нежности.

Дверь в туалет открылась. Бекетт залез обратно в постель и, обняв, притянул меня к себе, чтобы я могла снова улечься у него на плече. Через десять секунд все мои ощущения пропитались им. Теплым, чистым запахом его кожи со слабой соленой ноткой пота. Щекой я чувствовала его сладкое дыхание.

Именно в этот момент я перестала скрываться от своих чувств. Перестала возводить вокруг себя идиотские барьеры, которые раньше строила всякий раз, когда чувствовала себя хотя бы капельку уязвимой.

Вместо этого я обняла Бекетта и прижалась к его груди. А потом закинула ногу ему на бедро – так, чтобы мы с ним переплелись, как виноградные лозы. Не знаю, как, но я почувствовала его улыбку.

– Ты поедешь со мной в больницу утром? – прошептал он.

– Конечно. Я очень люблю Дарлин.

Бекетт провел рукой по моим волосам.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что ты здесь, – ответил он. – За то, что поедешь со мной. За то, что поддерживаешь меня, когда я сталкиваюсь с чем-то неприглядным и трудным. Я знаю, она и твоя подруга тоже. Просто я уже проходил через это раньше, но легче все равно не становится.

– Я буду с тобой. – Я провела лбом по его ключице, а потом взяла его за руку и крепко ее сжала. – Теперь я всегда буду с тобой.

Когда на следующее утро мы приехали в Пресвитерианскую больницу Нью-Йорка, родственники Дарлин уже находились там. У ее мамы и сестры были такие же густые каштановые волосы, яркий макияж и объемные драгоценности, как и у нее самой. Ее отец оказался мужчиной солидного вида с внимательными серыми глазами. Я заметила, что женщины разговаривали между собой, но он сидел от них на некотором отдалении, положив руки на колени и поджав губы.

Хайди, Уэс и Найджел вместе вышли из комнаты Дарлин.

– Как она? – спросил Бекетт.

– Не очень хорошо, – ответил Уэс. – Со здоровьем все нормально, но ранним утром к ней приходил инспектор. Сказал, что порекомендует судье назначить ей продление периода условно-досрочного освобождения и лечение в реабилитационном центре. Но у меня возникло ощущение, что он не такой человек, который станет отговаривать судью упекать кого-то за решетку, если до этого дойдет дело.

Бекетт потер щетину на подбородке.

– Черт.

– Да, и она приняла это близко к сердцу, – добавил Найджел. – Еще и от этого придурка Кайла ничего не слышно.

Мы с Бекеттом зашли в палату Дарлин. На фоне больничных простыней ее лицо казалось очень бледным, а из ее правой руки торчали иголки, соединенные с трубочками, по которым в ее вену текла какая-то жидкость из прозрачного пластикового пакета, висевшего над ее кроватью.

Она смотрела в окно и не повернула голову, когда мы вошли.

– Привет, – мягко проговорил Бекетт, присаживаясь на краешек ее кровати. Она покачала головой, как будто ей было тяжело даже взглянуть на него.

Я подошла к другой стороне кровати и осторожно ее обняла. Она отстранилась, но в следующую секунду все же слабо прижалась ко мне, роняя слезы на мое плечо.

– Я делаю это с собой снова и снова, – сквозь слезы произнесла она. – Я порчу свою собственную жизнь.

– Все будет хорошо, Дар, – произнесла я, опускаясь на край матраса так, чтобы она могла на меня опереться.

– Ты думаешь? – спросила Дарлин, вытирая глаза. – Я просто не знаю, как я смогу с этим справиться, понимаешь? Когда Кайл ушел, внутри меня снова образовалась эта огромная пустота, и мне нужно было чем-то ее заполнить.

– Ты только что описала, как чувствует себя каждый человек на этой планете, – сказала я. – Нам всем нужно чем-то заполнять пустоту внутри себя. – Я откинула прядь волос с ее лица. – Просто так получилось, что ты для этого выбрала незаконное вещество, вызывающее тяжелую зависимость.

Дарлин шмыгнула носом и рассмеялась, а потом в первый раз за то время, что мы были в палате, взглянула на Бекетта. Ее лицо тут же осунулось, а глаза наполнились слезами.

– Ох, Бэкс, – проговорила она и потянулась к нему, чтобы взять за руку. – Мне так жаль.

– Тебе не за что извиняться, – сказал Бекетт.

– Я знаю, но ты всегда был таким хорошим и таким сильным…

– Нет, не был, – проговорил он. – Я просто механически выполнял одни и те же действия изо дня в день. Хоть я и не принимал наркотики, но все равно притуплял свои чувства, просто другим способом. – Бекетт поймал мой взгляд. – До недавних пор. Если ничем не рисковать, то ничего и не получишь. Ты очень храбрая, Дарлин. Никогда об этом не забывай.

Дарлин снова расплакалась, а потом вытерла глаза. Ее друзья и родственники заходили и снова выходили, пока часы для посещения не подошли к концу. Пришла медсестра и начала всех прогонять, но я хотела ненадолго задержаться. Я сжала руку Бекетта и наклонилась к нему, чтобы его поцеловать.

– Я сейчас приду. Дай мне, пожалуйста, минутку.

Дарлин, наблюдавшая за нами, широко улыбнулась, и на ее глаза снова навернулись слезы.

– Вы двое…

Я кивнула и снова уселась рядом с ней.

– Господи, как же я за вас счастлива. За вас обоих. Я всегда надеялась, что Бэкс встретит такую девушку, как ты. Я никогда не смогла бы ей стать. Даже если не была бы безнадежной наркоманкой.

– Ты не безнадежная, – сказала я. – И хоть у тебя есть зависимость, она не определяет тебя как личность.

– Скажи это моему инспектору, – вздохнула Дарлин. – Или моему папе. Я так сильно его разочаровываю. Но разве может быть иначе? Ты только посмотри на меня…

Она обвела рукой больничную палату и трубки, торчавшие из ее руки.

– Я уже не раз смотрела на тебя, Дарлин, – сказала я и, достав свою сумку, положила ее на колени. – Я художница, и моя работа обязывает меня видеть человеческую природу. А так как я художница наивысшего калибра, мой взгляд на мир является абсолютной истиной.

Лицо Дарлин осветила слабая улыбка.

– Серьезно, что ли?