– Неужели фельдмаршалу не смогли показать хотя бы одного «бесноватого»? – позволил себе удивиться Валентин. – Или принц Бруно настолько уверен в своих оценках?

– Уверен, – фыркнул Руппи. – Как четыре пня. И большинство генералов туда же!

– Может, они и не виноваты? – попытался быть справедливым Арно. – Я с китовниками столкнулся недавно и пока ничего особенного не заметил. То ли мне не везет, то ли горники, хоть и с китом, а не сбесились, «гуси» и «гуси». Когда пришлось выручать остатки ойленфуртского гарнизона, было так же, да и на Мельниковом… Если на то пошло, там озверели скорее мы. Когда поняли, что конец.

– До Франциск-Вельде ничего подобного еще не было, – Придд смотрел вперед, а казалось, что в прошлое лето. – И в Олларии, и в Эйнрехте началось уже после сражения. Как и почему это происходит – пока непонятно, зато последствия вполне очевидны.

– Да уж! – Фельсенбург брезгливо поморщился. – Я на это счастье, не считая вашего Оксхолла, налетал четырежды. Мы таких, к слову сказать, зовем белоглазыми.

– Прошу простить, – быстро сказал Валентин. – «Вы зовете»? Общеизвестное название обычно получает то, что широко распространено.

– «Заяц белооблинялый мелкошишечный», – пробормотал Арно и заработал два вопросительных взгляда. – Так, глупость одна вспомнилась. Правда, веселая.

– Потом расскажешь, – попробовал улыбнуться дрикс. – Ужасно хочется повеселиться… Белоглазых более или менее часто ловят «быкодеры» и мои «забияки», вернее, они ловят дезертиров, и те, случается, бросаются на преследователей. Когда гадов удается скрутить, они приходят в себя, так что генералы видят уже обычных арестантов. К сожалению, той проверки, которую учинил своей армии твой брат, у нас не устроили.

– Очень недальновидно, – заметил Валентин, – но вы хотели поделиться вашими личными впечатлениями.

– Не сказал бы, что хотел, но вам придется докладывать уже своему начальству, а ему нужно знать всё. Арно, прости, я должен спросить, причем не тебя. Маршал Эмиль понимает то, что понимал Проэмперадор?

– Командующий полностью доверяет своему брату и генералу Райнштайнеру, – вывернулся спрут. – Армия готова к любым неожиданностям.

– Можете считать меня завистником! Итак, моя личная коллекция белоглазых. Первым был мушкетер из бывшего корпуса Греслау, почти взбунтовавший очень приличный полк. Мне пришлось вызвать мерзавца и убить на глазах солдат, это помогло. Сообщники удрали, видимо, недостаточно взбесились, хотя накануне бездарно замучили двоих офицеров и пятерых сержантов. Доказать Бруно, что я прикончил именно бесноватого, мне не удалось, но я его глаза видел и за свои слова ручаюсь. Второй – мой дальний родственник, сейчас он у эйнрехтцев. С ним мне тоже пришлось схватиться, но убить его по условиям поединка я не мог. Могу поклясться, что Хельмут готов, но в руках он себя держит, сорвался только раз, на мгновенье. Мне, чтобы понять, хватило, другие, если и заметили, списали на проигрыш. Затем мы ушли в рейд, и вот там случилась настоящая драка.

Интендантская сволочь во главе с лейтенантом затеяла перебежать к китовникам и втихаря отстала от колонны. Мы решили, что дурни заблудились, бросились искать, нашли, тут-то они нам и показали… Ну а четвертого взяли на горячем совсем недавно. Приволокли к Бруно, а урод возьми и расхныкайся.

– У вас сомнений на его счет не возникло?

– Нет! – Руперт свел брови, явно о чем-то думая. – У вас ведь тоже не было сомнений насчет Греслау?

– Вы правы, я знал, что должен его убить, хотя он и сказал, что сдается. Похоже, я время от времени способен узнать бесноватого прежде, чем тот себя проявит. Возможно, для этого он должен прийти в сильное волнение.

– Мне от этого интенданта стало тошно еще в лагере. – Фельсенбург скривился, будто на штабную крысу наступил. – Шварцготвотрум, мне и сейчас тошно становится через день, но поди разбери, от кого!

– Вы ведь путешествовали вместе с девицей Арамона? – вежливо осведомился Спрут. – Девушка и ее брат обладают странной способностью, в их присутствии бесноватые срываются, даже будучи лишены общества себе подобных. Небезызвестный вам капитан Оксхолл выдал себя, напав на Селину, да еще при свидетелях.

– На брата, если его зовут Герард, он тоже набросился, – припомнил Руппи. – Хоть в гости парня приглашай!

– А может, и в самом деле? – подхватил намолчавшийся Арно. – Могу же я на праздник навестить своего утопленника! И взять с собой друга.

– Друзей, Арно, – уточнил Придд. – Мы поедем, если поедем, только вместе, но для этого праздник должен мирно хотя бы начаться.

– Зимний Излом в Дриксен празднуют все, – хмыкнул виконт, – и с куда большим размахом, чем мы. Бруно в прошлом году остановился и не стал преследовать Ариго именно из-за празднеств. Руппи, так ведь?

– Вроде бы, – уверенным Фельсенбург не выглядел. – Меня там не было, но сейчас мы встали крепко. Здесь сносная позиция и пристойное жилье, а люди устали и от маршей, и от холода, и от неопределенности. Для Бруно это не столь уж важно, но он не желает быть атакованным на марше, хотя на стоянке может выйти даже хуже. Вы знаете, что случилось с корпусом Рейфера?

– Большая часть пехоты перешла к Греслау, который вознамерился захватить Южную Марагону.

– А началось с мирного стояния, шлянья от костра к костру и дружеских попоек. Фок Ило явно решил провернуть с Бруно тот же фокус. Сперва он прижал нас у Эзелхарда, но не атаковал, хотя мог, а предъявил ультиматум, дав на размышления четыре дня. Мы вывернулись, и вот опять… Догнал, но совсем уж близко не подходит, его дозоры вежливо раскланиваются, ручками машут, ну чисто родственники! А теперь еще и горники объявились, да и ваш маршал на подходе. Четыре армии и праздник, это…

– Это четыре армии и праздник, – сощурился Арно. – Будет весело. Очень.

4

Удайся графиня Валмон в брата, Бертрам, даже заболев, до астр бы не докатился. Увы, Идалия любила и скулила, а надо было стать полезной до полной незаменимости, вот Маркус Фарнэби это умел! Арлетта всего лишь попросила найти пристойную камеристку, маркиз прислал двух и вдогон – буфетчика, способного варить не только шадди. Ноймаринен нагрянул без предупреждения, однако фарнский кудесник не сплоховал, порадовав гостя любимым глинтвейном. Обсуждение специй и способов варки вышло на удивление непринужденным, но всему есть предел.

– Странная вещь, – признался чему-то в своей кружке Ноймаринен. – Когда я отдавал Рокэ перевязь, меня мало кто понял, но я был прав, и теперь это ясно всем. Одна беда – в том, что не касается войны, от Рокэ толку мало. Дай он себе труд разобраться, он бы, само собой, разобрался, только ему лень.

– Лень? – переспросила Арлетта, потому что собеседнику для откровенности требовался вопрос.

– Алва пишет о лени, хотя это скорей нежелание тратить время на то, что я и так делаю. У Рокэ есть чем заняться. Неужели негодник вам совсем ничего не сообщил?