– Послушай, может, еще раз кратко обсудим и подытожим то, о чем мы с тобой сегодня говорили?

Фюрер замолчал и уставился на Тота внезапно потерявшимся взглядом. Было видно, что ему нелегко дается резко съехать с темы, на которую он был так настроен, и переключиться на другую. Хранитель Кристаллов отметил про себя эту особенность, понимая, что связана она не только с властной привычкой самостоятельно направлять беседу, но и с психическими особенностями. Между тем фюрер помолчал немного, пытаясь перестроиться, и начал отвечать с заметной неуверенностью в голосе, поскольку неожиданно для него пришлось резко поменять тему разговора и вообще перейти с монолога на диалог:

– Ну да, давай обсудим еще раз. Хотя мы с тобой в этот раз мало чего важного затрагивали. Просто завтракали и мило общались. Вопрос по Польше мы с тобой вроде еще на прошлой неделе окончательно решили. Или ты, может, задумываешься над тем, чтобы все-таки поехать сегодня со мной в Нюрнберг к Копью Лонгина и зарядиться его магической силой перед вторжением в Польшу? Я не знаю, чего ты так упорно отказывался от этой поездки за завтраком. Если передумал, так это ж хорошо. Скоро тогда двинемся в путь. Вдвоем-то ехать веселее.

«Вдвоем-то ехать, конечно же, веселее… особенно перед вторжением в Польшу… Просто обхохочешься, – размышлял про себя помрачневший от услышанного Тот. – Все же как хорошо, что он сам говорит, сам вопросы задает и сам же за меня на них отвечает! Так мне существенно легче сориентироваться в своей роли в его жизни и не вызвать его подозрений. Еще неплохо было бы понять, что за Копье Лонгина такое и как это чудо чудное от него заряжаться собралось!»

– Ты прав, Адольф, я, пожалуй, передумаю и поеду вместе с тобой, – ответил Тот, поскольку идея эта ему понравилась, так как это был шанс узнать побольше и о собеседнике, и о своей судьбе за прошедшие почти пять тысяч лет.

– Ну вот и славно, – сказал фюрер, и видно было, что он искренне доволен заполучить себе компанию в лице Хранителя Кристаллов на время поездки, которая была безумно важна для него и для его убеждений. – Ты ведь помнишь, что мы сначала поедем к Гиммлеру в Вевельсбург, а потом уже вместе оттуда поедем обратно и заедем в Нюрнберг к Святому Копью? Путь нам предстоит долгий, поэтому вдвоем нам будет намного веселее. К вечеру приедем к Гиммлеру, заночуем у него. А завтра с утра двинем в Нюрнберг.

Совершенные и невидимые для фюрера навигационные приборы Тота сразу выдали сигнал о нелогично выстроенном маршруте, после чего Хранитель Кристаллов спросил:

– Эй, послушай, а зачем нам мотаться отсюда сначала в Вевельсбург к твоему Гиммлеру, а потом возвращаться в Нюрнберг? Не проще ли нам с тобой сначала заехать в Нюрнберг, а потом оттуда в Вевельсбург?

– Тот, ну так Гиммлер же тоже должен с нами поехать в Нюрнберг.

– Ну тогда пусть он выдвигается в Нюрнберг, и мы туда же. Там и встретимся друг с другом, – продолжал настаивать на экономии времени Тот.

– Да нет же! Так не получится, – неожиданно нервозным голосом заговорил фюрер. – Мы же сначала должны поприсутствовать при ритуалах Гиммлера в замке, там зарядиться энергией. А затем все вместе поедем черпать силы для войны от Копья Судьбы. Ты забыл, что ли, уже? Ты какой-то прям странный сегодня. Не заболел ли?

– Прости, друг. Что-то замотался я нереально, голова совсем другим забита. Вот и забываю все подряд. По работе что-то так все навалилось, – ответил Тот первой пришедшей в голову легендой, стараясь не вызвать подозрений.

– Понимаю, дружище, понимаю тебя, как никто, – пустился в рассуждения фюрер. – Всем нам сейчас нелегко. Сам толком не сплю и не ем от раздумий перед важнейшим шагом в моей жизни. Миссию свою выполнять мне тоже непросто, а не только тебе одному. Оба мы трудимся, не щадя себя.

– Вот-вот! Ты меня действительно понимаешь, как никто, – поспешил поддержать собеседника Хранитель Кристаллов и увести его бдительность подальше от подозрений, что Тот несколько не соответствует тому, другому Тоту, который сегодня с утра завтракал с фюрером. – Мне много кто уже говорил в последнее время, что я заработался до чертиков и странный какой-то стал. А как тут не станешь-то, Адольф? Дел по горло, руки только две, а голова – так вообще одна. Вот и разрываешься сутками, что аж крыша временами едет от перенапряга.

– Ой, и не говори! – рьяно бросился поддерживать Тота фюрер. – Я, знаешь, с этим своим рейхом тоже так задрался! Сил нет никаких! То одно, то другое! Одни ж уроды кругом и тайные враги! Вот и бдишь их, как проклятый, с утра до вечера. Нервы ни к черту! Если уж даже тебе, Сверхчеловеку, тяжко приходится, то представь, каково мне? Ладно, хоть ты ко мне периодически являешься и помогаешь мне советом. Ты не представляешь, как я тебе за это благодарен. Хоть какое-то облегчение! Сколько раз ты меня от опасности спасал! Даже не знаю, какими словами тебе свое бесконечное спасибо выразить… Если я могу чем-то тебя отблагодарить, ты только скажи – все сделаю для тебя!

– Ну о чем ты говоришь, Адольф! Какие благодарности? Потом сочтемся как-нибудь, – сказал Тот, встал с пола и неожиданно обнял фюрера, стараясь максимально втереться к нему в доверие, а заодно усыпить его бдительность и параноидальную подозрительность, информацию о которой он уже получил из своих источников. – У тебя забот по горло, и у меня тоже. Поэтому я тебя понимаю и всегда готов тебя поддерживать по мере сил.

– Да уж, ты прав. Чего-чего, а забот у меня навалом. Трудно быть мессией. А надо! Куда ж деваться? Вот и вкалываю, как последний… мессия! – ответил Гитлер и захихикал от собственной шутки.

Тот шутки не осознал и просто остолбенел от сказанного фюрером, вспомнив пророчество Хиза о том, что сидеть ему на планете Земля до последнего мессии. «Если этот человек – мессия, то куда катится мир и что произошло со мной и с Хизом? Мы, может, оба чокнулись к 1939 году или еще раньше? И потому допустили все это? Или сам Гитлер брешет? Так и тянет спросить у него: «Дружище, скажи-ка мне, а считает ли тебя мессией кто-то еще, кроме твоей мамочки?» Бред какой-то! Хиз говорил, что сидеть мне в этом мире до последнего мессии. Если предположить, что это адское существо и есть последний мессия, то меня тут уже не должно быть. Но я-то здесь! Вон, говорит, завтракал я сегодня с ним. Нет, брешет фюрер наверняка. Уверен, никто, кроме него самого, мессией его не считает. Брехня все это. Воспаленный бред страдающего манией величия!»

Словно прочитав мысли Тота, Гитлер продолжил рассуждать на тему своего великого предназначения:

– Вот иногда так замаешься, Тот! Аж сил нет никаких! И думаешь, а не послать ли все к черту? Уединиться где-нибудь в этих окрестностях, но не в здоровой резиденции, где к тебе кто только не лезет с проблемами, а в небольшом уютном домике с каминчиком. Спокойно жить там, слушать тишину, любоваться красотами здешних мест, читать, рисовать, самому писать книги. Иногда, бывает, так хочется реализовать свои великие таланты на творческом поприще, что аж душа стонет, будто упрекает меня. Но нет! Я не поддаюсь своим минутным слабостям и покорно выполняю свое предназначение. Все для Германии, все для рейха! А как иначе, Тот? Посмотришь на народ во время какого-нибудь массового сборища – все беснуются, все как один поклоняются мне. А почему? Да потому что ждут от своего мессии выполнения его великого предназначения. Как я могу всех их подвести? Вот и работаю, не щадя себя. А кто еще кардинально изменит этот местами прогнивший мир, если не я?