— Волнуешься? — спросил он и сам себе ответил: — Конечно, Бабу Ягу все боятся. Перед встречей с ней как не волноваться?

До рези в глазах Антошин вглядывался в листву.

Нет вроде никого.

Может, нервы подводят? Хотя кого бояться-то? Бабу? Да будь она хоть трижды Яга!

Успокаивало и то, что Малко, похоже, ничего подозрительного не замечал.

— А она что, на самом деле такая страшная, эта ваша Баба Яга? — спросил полковник, вызвав тем самым очередной удивленный взгляд Малко.

Но на этот раз парень решил никаких обидных для полковника выводов не делать, объяснить попросту:

— Их вообще три сестры — три Бабы Яги…

«Три сестры… Что это такое? — мучительно вспоминал полковник. — Очень знакомое сочетание, где-то я его слышал. Или читал. Чехов вроде… Пьеса какая-то. Не помню. Бред! Мало того, что Баба Яга существует на самом деле, так их еще три, как чеховских героинь…»

Малко продолжил:

— Первая сестра — Яга-похитительница. Она страшна, она людей похищает, детей особенно, и ест их потом. Вторая сестра — Яга-воительница. Эта воюет все время с людьми, ее победить только богатырь может, да и то если очень-очень постарается. И все-таки она честней, чем похитительница, воин потому что. Воина всегда легче одолеть, чем подлую похитительницу, правда? Ну а вот третья сестра самая хорошая: Яга-дарительница. Я надеюсь, что нас в избе именно она и ждет.

— А дарительница чем славна?

— Она, конечно, устроит нам испытание какое-нибудь, но, если мы его выдержим, подарит то, что нам нужно… Хорошо бы, конечно, чтобы она нам сразу молодильные яблоки отдала, но коли не даст, так хоть путь укажет, где искать.

Во время своего путешествия Антошин привык, что случайности, которые здесь встречаются, все больше какие-то несчастливые. И потому спросил, чтобы быть уже ко всему готовым:

— А если две другие сестры нас встретят? Или если они, например, все вместе соберутся на какой-нибудь свой ведьминский семейный праздник — тогда что? Что-то не хочется мне становиться праздничным ведьминским ужином.

Малко был молод и, несмотря на все пережитые страдания, верил, что случайности в основном бывают хорошие и добрые. Поэтому вопрос Антошина явно привел его в замешательство.

Парень остановился, подумал немного и лишь потом заметил:

— Вряд ли такое случится. Ведьмы — они ж всё ведают, правда? А это они нас сюда направили, так? Зачем бы им нас на смерть посылать?

— Из вредности, — предположил Антошин.

— Ведьмы не люди, — назидательно изрек Малко. — Они из вредности ничего не делают… Но на всякий случай не помешает около дома загово́р произнести.

И снова показалось Антоши ну, что хрустнула ветка где-то сбоку, совсем поблизости. И опять он внимательно поглядел по сторонам. И никого не увидел.

У самой избушки Малко остановился, залез в мешок, достал соль, сказал:

— Повторяй сейчас всё за мной! «Отговорюсь я от колдуна…»

— «Отговорюсь я от колдуна…» — вздохнув, произнес Антошин. Но произнес, видимо, слишком громко.

Малко гневно посмотрел на него:

— Чего орешь-то? Чужой кто заклинание услышит — испортить может. Ты тихо говори. Шепотом, как я… — И Малко заговорил еле слышно: — «Отговорюсь я от колдуна, от колдуньи, от двоежонов, от троежонова, от двоезубова, от троезубова, от всякого от злого находа человека. Может ли злой, лихой человек, колдун, колдуница стрелу Громову огненную испортить, изурочить? Не может! Не может! Не может! — При этих словах Малко трижды кинул щепотки соли на избу. — Брал бы злой, лихой человек, колдун, колдуница своими белыми руками свой булатный нож, резал бы он свое белое тело своими белыми руками, грыз бы он свое белое тело своими белыми зубами. Уста мои — замо́к, замо́к — язык. Уста мои — замок, замок — язык. Уста мои — замок, замок — язык».

Разумеется, Антошин в чудодейственную силу заклинаний не верил, но все равно шепотом повторял эти слова. Не обижать же мальчишку!

Однако, странное дело, произнеся эти непонятные слова, Антошин почувствовал, что ему как будто становится легче. Даже уверенность появилась. Робкая, конечно, но появилась.

Ему почудилось даже, будто Голос говорит:

— Иди вперед и ничего не бойся! Все будет хорошо!

Хотя никакого Голоса слышно не было.

Странное дело…

«Наверное, заклинания просто помогают человеку настроиться правильно», — решил Антошин.

И эта мысль еще больше успокоила его.

Поднялись на крыльцо избушки.

Ступеньки старые, рассохшиеся. Как только Малко и Антошин ступили на них, заскрипели устало и недовольно.

Перила крыльца были так отполированы частыми прикосновениями, словно их покрыли не изобретенным еще лаком.

Малко постучал.

Антошин снова почувствовал на спине чей-то взгляд.

Резко повернулся и увидел, как кто-то рухнул в высокую траву.

Надо бы посмотреть — кто. Но не успеть.

Из избушки уже раздался старческий голос:

— Да заходите уж, заходите. Заждалась вас совсем.

Стан не обманул, когда предупреждал, что Баба Яга — дряхлая старуха.

Ничего таинственного или сказочного в ее облике не было. Лицо старое, морщинистое. Острый нос. Маленькие хитрые недобрые глаза. Узкая щелка беззубого рта.

Что-то в этой старухе показалось Антошину странным, и он быстро понял, что именно: на изъеденном морщинами лице не было ни родинок, ни старческих пятен.

Полковник вспомнил: кто-то говорил ему, что у духов нет родинок. Боровой вроде. Или не Боровой. Да не важно.

Так она что — дух, что ли? Что-то совсем не похоже. Совершенно реальная старуха, вполне себе земная.

«Наверное, я просто схожу здесь с ума ото всей этой, может, по-своему и логичной, но такой малопонятной жизни», — с каким-то даже облегчением решил полковник.

— Это точно дарительница, — прошептал Малко. — Сразу видно.

Вообще-то пожилые люди туговаты на ухо. Но эта бабка-ведьма слышала хорошо.

— Дарительница, дарительница, не волнуйтесь, — беззубо улыбнулась она. — Небось сестер моих испугались? Так они в другом месте живут. А куриножку я сторожу. Так уж повелось. Три дороги от дома ведут. Одна из них — к молодильным яблокам. Их, что ли, ищете?

Антошин не успел ответить. В избу влетел любопытный Вук и мягко спланировал полковнику на плечо.

Старуха испуганно вскочила, замахала руками на ворона, закричала: