Когда утром девочка спустилась кормить овец в папиной куртке, мать ничего не сказала. Но на завтрак оставила ей лишь стакан, на четверть наполненный молоком. Девочка поняла — это наказание. Так проходит пять дней.

Пока она не снимет куртку, мать не даст ей еды.

Девочка решает действовать, она больше не будет унижаться ради еды. В первый день мать возвращается с поля и отсылает ее чинить стену вдоль дорожки для квадроцикла, которая ведет на дальнее пастбище. Камни стали выпадать на дорожку, так и убиться недолго. Мать не смотрит девочке в глаза, не хочет видеть ее силу.

На второй день вместо завтрака девочка находит на кухонном столе камни. Мать знает, конечно, знает, что девочка специально кидает их на дорогу, однако ничего не говорит. Начать разговор — значит признать в дочери противника. Человека, который готов вступить в схватку и, возможно, победить. А мать всегда верила, что девочка рождена проигрывать.

На третий день мать не возвращается с пастбища.

Когда сгущается вечер, девочка медленно идет по дорожке и любуется на свою работу — искусно спрятанные в грязи камни, замаскированные препятствия, которые должны опрокинуть квадроцикл.

На третий день девочке повезло — мать лежит под квадроциклом в неестественной позе, шея свернута под странным углом. Девочка принесла с собой буханку хлеба и пиво. Она садится прямо перед матерью и отрывает зубами большие куски.

Мать не назовешь «доходягой». Когда девочка, аккуратно вернув камни на место, возвращается, она еще жива — глаза горят ненавистью. Хотя она не может говорить, девочка все понимает без слов. Ненависть. Обида. Ярость. Что ж, на сей раз она, наверное, заслужила.

С наступлением сумерек глаза матери наконец гаснут. Все. Теперь можно жить.

Кэтрин

В тот вечер, когда я увидела тебя танцующей в моей квартире и в моей одежде, я сразу отправилась к Иэну, чтобы объяснить ему всю абсурдность происходящего. Как ты могла нас обоих выселить?

Я знала, что Иэн отказался от всего — от выпивки, наркотиков, мяса, молочных продуктов, даже глютен он теперь, видите ли, не употребляет… Однако бывают моменты, когда нужно плюнуть на принципы — мы с Иэном это знаем. А вот ваше поколение категорически не умеет расслабляться. Вы не можете ни напиться, ни выговориться, ни выпустить пар. Вам слабо́ просто быть здесь и сейчас, не задумываться о последствиях. Вы сначала должны написать пост в Твиттере и почитать комментарии. Сперва осознать чувства, проанализировать и только потом корректно выразить. А ведь когда еще, как не в молодости, стоит говорить, что думаешь, и делать, что хочешь? В молодости можно творить черт знает что, и все сойдет с рук, спишется на «юношеский максимализм». А твое поколение упорно не пользуется своим священным правом на идиотские поступки, чем безмерно меня раздражает. Однако Иэн — другое дело, Иэн умеет расслабиться.

В искусстве посылания принципов Иэну нет равных, за это я его всегда любила. Правда, порой Иэн пил во вред здоровью, и я думала, что пора бы его унять, начать мягко ограничивать. Но никогда не пыталась его переделывать, потому что в отличие от тебя любила безусловно.

В тот вечер, когда я пришла к нему в квартиру в Холлоуэе, он не желал меня пускать. Сказал: «Мы с Лили взяли паузу». Сказал, ты попросила его ненадолго уехать, но со мной он видеться тоже не хочет. Выглядел жутко подавленным.

— Слушай, я поняла, у вас все серьезно, но объясни — тебя-то она почему выставила из собственной квартиры? — Он начал что-то бормотать в твою защиту, я перебила: — Ладно, неважно. Я принесла гостинцы… — Я подняла пакет с вином и мясом. — И хотела обсудить наше с тобой цивилизованное расставание.

Я улыбнулась. Иэн потупился, потом сказал:

— Нет, Кэтрин! Я не пью. Мне даже не хочется.

— Ну и замечательно. Давай просто поужинаем в последний раз. По старой памяти. Поесть-то ты можешь?

— Нет, прости.

— Ну пожалуйста! Не заставляй меня унижаться. Почему мы не можем поесть вместе в последний раз? Я хочу попрощаться. Хоть в этом не откажешь? Попросил съехать на несколько недель, а сам… Ну, да ладно… Приготовь мне ужин, а? Выпьем по бокалу. Я больше ничего не буду требовать, обещаю. — Он упорно изучал ботинки. — Хорошо, пусть не ради меня, а ради нее. Ты же не хочешь таскать ее по судам в разгар медового месяца? Помнишь, как у нас все начиналось? Сказочное время, незабываемое… Хочешь, чтобы ваше начало было омрачено судебными разбирательствами?

Я даже пустила слезу для большего эффекта.

— Кэти, не плачь, пожалуйста. На тебя это не похоже.

— Ты прав, конечно, — сглатываю я. — Ну что, можно все-таки зайти? Давай поужинаем и расстанемся по-хорошему — без ссор и без споров.

Он заглянул мне в лицо.

— Ты уверена, что готова? Сегодня в парке вышло не очень красиво, и к тому же ты, кажется, уже выпила.

— Да, я пила. И думала. Я пытаюсь переварить. Я правда хочу расстаться по-хорошему… Мы же не будем разводиться со скандалом, как все? Давай лучше раскурим трубку мира и выпьем, чисто символически. Мы ведь не враги, так?

Внутри все клокочет от гнева на него и на тебя, а внешне мне удается сохранять легкий тон, быть крутой Кэтрин. Я слегка протрезвела, пока шла, и осознала, что в образе злой фурии ничего не добьюсь, не смогу открыть ему глаза на твою истинную сущность. Сегодня надо быть легкой. Ты ведь тоже так делаешь, да? О, ценный навык. Менять личность, выбирать себе качества в зависимости от ситуации. Побольше того, поменьше этого. Можно прикинуться идеальной любовницей, лучшим другом. Найти к сердцу кратчайший путь. Срезать. Интересно, какая ты с ним, Лили?

— Нет, не враги, конечно. Заходи! Я приготовлю поесть, поговорим. Только пить не буду, ладно?

— Хорошо, Иэн, как скажешь.

Начальный этап пройден — я внутри.

От первого бокала он отказался. От второго тоже.

— Нет, я не буду. Спасибо, правда не хочется.

— Слушай, почему нельзя чуть-чуть? Не знаю, что у вас происходит, но вижу — ты страдаешь. Не будь к себе слишком строг. Завтра снова сядешь на безалкогольную диету. Давай я налью, а дальше сам решай.

Мы немного поговорили, потом он забрал у меня мясо и пошел на кухню мариновать. К вину он еще не притронулся, однако взял его с собой — добавить в соус для нежности.

Вернулся мрачный как туча и с пустым бокалом.

Не глядя на меня, снова наполнил его до краев. Жадно выпил, запрокинув голову и прикрыв веки. И все его тело на глазах стало расслабляться — погружаться в привычное тепло: вино и я — мы согревали его долгие годы.

Он постоял, зажмурившись, потом посмотрел прямо на меня — в серых глазах промелькнул знакомый хмельной огонек. Мой Иэн. Я еще могу его вернуть. Все шло по плану.