— Ну… на первом курсе… я много слышал о ней, а она… она говорила, что я ей нравлюсь. Наверное, так оно и было, пока мы были вместе.

— Ей нравятся мужчины… — подхватила Марта.

— Ей нравится секс, — ответил Верикур. — Извините, сера, но это правда. Она со всеми в классе….

— Прошла как огонь по пшеничному полю, да? А теперь ее все время видят вместе с энсином Серрано.

— Бедняга даже не поймет, как его поймали на крючок, — заметил Верикур. — Я слышал, что она ловила рыбку и посерьезнее. Но, наверное, ее сейчас интересуют не только звания, но и имя. Серрано. Тем более теперь, когда они в опале, лорд Торнбакл за что-то на них взъелся, она, наверное, считает, что легче справится с задачей.

— Она привлекательна, — сказала Марта. — И, наверное, неплохой офицер?

— Наверное, — без энтузиазма ответил Верикур. — Никогда не служил с ней вместе.

— Интересно, действительно ли энсин Серрано увлекся ею?

— Это не имеет значения, — мрачно ответил Верикур. — Касия сама все решает.

Еще несколько дней Марта проверяла гражданские базы данных, с кем-то связывалась по анзиблю и всячески пыталась разобраться в деле Суизы. Она познакомилась с пятью одноклассниками Эсмей, в том числе и с изящной блондинкой Ферради, которая активно распространяла слухи об ужасном поведении Суизы. Все пятеро одноклассников существенно отстали от Суизы в продвижении по службе. Что же это за зеленоглазое чудище такое? С другой стороны, все, кто сталкивался с Суизой по службе, в том числе и ее командиры, никак не могли поверить, что кто-либо распускает подобные слухи о Суизе, а тем более не верили, что такое могло быть на самом деле. Все они как один утверждали, что если Суиза поссорилась с Брюн Мигер и даже оскорбляла ее, значит, Брюн сама напросилась на это.

Марта не знала что и подумать. Ей непременно нужно лично встретиться с Эсмей Суизой. Единственное, что она могла сказать абсолютно точно, это то, что, независимо от причин изначальной ссоры, из нее раздули настоящего слона, кто от злобы, кто от зависти, кто от обиды.

Марта не сумела понять до конца, в чем же была причина той ссоры. Конечно, Суиза могла сорваться, она слишком много работала и устала, но все говорили об ее исключительной выдержке. Может, спровоцировала ссору Брюн? Каким образом? Зная Брюн, Марта могла предположить, что та, скорее всего, встала между Суизой и ее возлюбленным, но, по слухам, Суиза никогда не имела возлюбленных. Наоборот, ее называли «куском льда», «холодной, как рыба», «замерзшей глыбой». Говорили, что, когда они служили на «Коскиуско», за ней ухаживал Барин Серрано, но, возможно, он просто восхищался ею, как и все остальные. Верикур утверждал, что в Коппер-Маунтин Суиза была очень сдержанна с Серрано.

Что же могла сделать Брюн? Марта не задавала этого вопроса молодым офицерам. Большинство из них считали, что, попав в лапы пиратов, Брюн превратилась в мученицу, и, как мученица, она никогда не могла совершить никаких ошибок. Марта понимала, что они ее просто идеализировали. Брюн была умной, сообразительной, смелой, но вместе с тем озорной, как маленький котенок. Если у нее не получилось добиться от Суизы того, что задумала, она вполне могла спровоцировать любую реакцию. Скорее всего, был замешан мужчина, мужчина, который нравился Суизе. Но Суизе, очевидно, не нравился никто. Разве что Барин, правда, никаких доказательств у Марты не было.

Схватки начались ночью. Проснувшись, Брюн скорчилась от боли, живот сильно напрягся. Через некоторое время отпустило, но она успела понять, что происходит. Брюн так боялась этого момента. Она откинулась на спину и попыталась расслабиться. Но едва ей удалось задремать, как живот снова свело.

У Брюн не было часов. Она не могла точно сказать, сколько времени проходило между схватками, участились ли они. Неожиданно Брюн почувствовала, что ей надо в туалет. Она осторожно вылезла из постели и вышла в коридор. На другом конце коридора стоял охранник, Брюн заметила, что он наблюдает за ней. Черт его побери! Брюн с трудом шла по коридору, как вдруг ее снова пронзила острая боль, и она согнулась, придерживая живот. Сквозь пелену боли Брюн заметила, как охранник поднялся на ноги и направился к ней. Боль отпустила, держась рукой за стену, Брюн направилась в туалет… хоть туалеты у них тут есть, и то слава богу. Она не успела дойти до него, по ногам потекла жидкость.

— Ты! — Надсмотрщица. Наверное, ее разбудил охранник. — Пошли!

Она схватила Брюн за руку и потянула за собой. Криком разбудила других. Брюн снова согнулась от боли, женщина продолжала тянуть ее за собой. Но Брюн было очень больно, сил уже совсем не осталось. Она опустилась на колени, хватая ртом воздух. Но даже кричать не могла, не могла выразить свою боль.

Теперь ее окружали другие женщины, они подталкивали ее, тянули, но она продолжала сидеть на коленях на полу. Зачем вставать? Вдруг надсмотрщица сунула ей что-то под нос, от едкого запаха она вскинула голову, только чтобы больше не вдыхать его. Женщина с триумфом снова дернула ее за руку. При помощи других она подняла Брюн на ноги, вместе они наполовину дотащили, наполовину донесли Брюн до родильной комнаты. К тому моменту боль снова отпустила, Брюн смогла сама забраться на родильную кровать.

К ее удивлению, роды прошли быстрее, чем те, которые она видела. Разве не должны первые роды, наоборот, идти дольше? Но она плохо помнила, она вообще с трудом соображала. Боль накатывала волнами, одна волна за другой, а она тужилась, тужилась… Женщины вытирали ей лицо влажными полотенцами, гладили ее по рукам. Надсмотрщица, как всегда, только ругалась, она приказывала ей то дышать, то тужиться, а сама стояла наготове с полотенцем в руке. Младенец должен был вот-вот появиться на свет.

И вдруг сильная боль, а потом сразу большое облегчение, и словно из ниоткуда раздался тонкий плач. Женщины вздохнули, надсмотрщица нахмурилась.

— Слишком маленький. У тебя тщедушные дети. Но вот снова приступ боли, я Брюн вся опять напряглась.

— Ага, — надсмотрщица передала первого младенца другой женщине. — Второй! Хорошо!

Второй младенец орал во все горло. Надсмотрщица положила обоих на грудь Брюн.

— Приложи к груди, — сказала она.

Брюн понятия не имела, как это делается, тогда надсмотрщица повернула младенцев и ткнула соски им в ротики.

— Помогите ей, — приказала она женщинам, а сама обмыла Брюн. Остальные убирали тем временем зал.

К полудню Брюн снова была в своей комнате. Она без сил лежала на постели, с обеих сторон от нее посапывали младенцы. Она ничего не испытывала к этим существам. Она чувствовала, что младенцы ее… словно чужие. Да так и есть. Она их не хотела, какие-то чужие мужчины использовали ее тело, чтобы произвести на свет этих малышей. Двое младенцев. Брюн заснула. — Полгода никаких мужчин, — сказала надсмотрщица на следующий день. — Будешь кормить малышей. Один месяц будешь помогать с работой здесь, потом перейдешь в детские ясли. Там будешь пять месяцев, может, шесть, у тебя двойня. Потом в дом воспроизводства.