– Почему так шумят? – спросил Распутин, поднимая голову.

– Вероятно, это гости уходят, – ответил я, – пойду посмотрю, что такое.

Наверху, в моем кабинете, Дмитрий, Пуришкевич и Сухотин с револьверами наготове кинулись ко мне, осыпая вопросами.

– Ну что, готово? Все кончено?

– Яд не подействовал, – ответил я.

Все ошеломленно замолчали.

– Это невозможно, – воскликнул великий князь.

– Доза была громадная! Он все проглотил? – спрашивали остальные.

– Все, – ответил я.

После короткого обсуждения было решено, что мы должны спуститься все вместе, броситься на Распутина и задушить его. Мы были уже на лестнице, когда я испугался, что так мы погубим все дело. Внезапное появление чужих людей непременно возбудит подозрения Распутина, а кто знает, на что способно это дьявольское существо.

Убедив не без труда друзей предоставить мне действовать одному. я взял револьвер Дмитрия и спустился в подвал. Распутин сидел на том же месте, где я его оставил. Его голова совсем упала, и он с трудом дышал.

Я тихонько подошел к нему и сел рядом, он не обратил на меня никакого внимания. После нескольких минут страшной тишины он медленно поднял голову и посмотрел на меня невидящими глазами.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросил я.

– Да, голова тяжелая и жжет в желудке. Налей мне еще стаканчик. Мне станет лучше.

Я налил ему мадеры, которую он выпил залпом. После чего ожил и повеселел. Я видел, что он в полном сознании и рассуждает совершенно нормально. Внезапно он предложил ехать с ним к цыганам. Я отказался под предлогом, что уже очень поздно.

– Это неважно, – сказал он. – Они привыкли; иногда они меня ждут всю ночь. Мне случается задерживаться в Царском Селе за важными делами или просто за разговором о Боге… Потом я еду прямо к ним на автомобиле. Тело тоже нуждается в отдыхе… Не правда ли? Мысли все с Богом, но тело для людей. Вот так! – прибавил Распутин, плутовски подмигивая.

Я вовсе не ожидал таких слов от того, кому я дал огромную дозу самого сильного яда. Но меня поразило, что Распутин, с помощью необыкновенной интуиции схватывающий и отгадывающий все, был так далек от мысли, что скоро умрет.

Как его пронзительные глаза не заметили, что я держу за спиной револьвер, который с минуту на минуту будет направлен на него? Машинально повернув голову и увидев хрустальное распятие, я поднялся и подошел к нему.

– Почему ты так долго рассматриваешь крест? – спросил Распутин.

– Он мне очень нравится, – ответил я, – он очень красив.

– Действительно, красивая вещь, должно быть, дорого стоит. Сколько ты за него заплатил?

Говоря это, он сделал несколько шагов ко мне и, не слыша ответа, прибавил:

– А мне больше нравится этот шкаф. – Он подошел к нему, открыл и снова принялся его изучать.

– Григорий Ефимович, – сказал я, – вы бы лучше посмотрели на распятие и помолились.

Распутин бросил на меня удивленный взгляд, почти испуганный. Я увидел в нем новое, незнакомое мне выражение, В этом взгляде было что-то одновременно ласковое и покорное. Он подошел совсем близко ко мне и посмотрел мне прямо в лицо. Можно сказать, что он, наконец, прочел в моих глазах что-то, чего не ожидал, Я понял, что настала последняя минута.

«Господи, – взмолился я, – дай мне силы кончить с ним».

Распутин все еще стоял передо мной, неподвижный, голова опущена, глаза устремлены на распятие. Я медленно поднял револьвер.

«Куда целить? – думал я, – в висок или в сердце?»

Меня охватила дрожь, рука ослабла. Я прицелился в сердце, нажал курок. Распутин издал дикий рев и рухнул на медвежью шкуру.

Я почувствовал ужас при мысли, до чего просто убить человека. Одно легкое движение, и тот, кто за секунду перед тем был живым существом, падает на землю, как сломанная кукла.

Друзья прибежали на звук выстрела. В спешке они сшибли электрический выключатель, и мы оказались в темноте. Кто-то наткнулся на меня и вскрикнул; я не пошевелился из страха наступить на труп. Наконец, свет снова загорелся.

Распутин лежал на спине. Его черты исказились. Руки судорожно сжимались. Глаза были закрыты. На его шелковой рубашке проступило кровавое пятно. Мы все, склонившись к телу, смотрели на него.

Через несколько минут «старец», не открывавший больше глаз, перестал шевелиться. Доктор заключил, что пуля прошла в области сердца. Нечего было больше сомневаться; Распутин был мертв. Дмитрий и Пуришкевич перенесли его со шкуры на гранитные плиты. Мы погасили электричество и поднялись ко мне, заперев подвал на ключ.

Наши сердца были полны надежды, поскольку мы были убеждены, что свершившееся событие спасет Россию и династию от разрушения и позора.

Выполняя наш план, Дмитрий, Сухотин и доктор должны были сделать вид, что увезли Распутина домой, на случай, если тайная полиция все же за нами следила. Для этого Сухотин должен был выдать себя за «старца», надев его шубу, и уехать с Дмитрием и доктором в открытой машине Пуришкевича. Они должны были вернуться на Мойку в закрытой машине великого князя, чтобы забрать труп и увезти его на Петровский остров.

Мы с Пуришкевичем остались на Мойке. Ожидая возвращения друзей, говорили о будущем нашей родины, навсегда освобожденной от своего злого гения. Могли ли мы предвидеть, что те, кому смерть Распутина развяжет руки, не захотят или не сумеют использовать этот благоприятный момент?

Пока шел разговор, меня вдруг охватило смутное беспокойство, и неодолимая сила подтолкнула спуститься в подвал, где осталось тело.

Распутин лежал на том же месте, где мы его оставили. Я пощупал пульс и не почувствовал никакого биения. Он был действительно мертв. Не могу сказать, почему я вдруг схватил труп за обе руки и сильно встряхнул. Он склонился в сторону, потом упал.

Побыв немного около него, я собирался уходить, когда мое внимание привлекла почти неуловимая дрожь его левого века. Я склонился над ним и внимательно посмотрел; легкая дрожь пробежала по его лицу.

Внезапно он приоткрыл левый глаз… Через несколько мгновений его правое веко тоже стало подрагивать, потом поднялось. Теперь я видел оба глаза Распутина, зеленые глаза гадюки, остановившиеся на мне с выражением сатанинской ненависти. Кровь застыла у меня в жилах. Мускулы окаменели. Я хотел убежать, позвать на помощь, но ноги меня не слушались, и никакой звук не выходил из сжавшегося горла.

Я был как в кошмаре, прикованный к гранитным плитам.

Потом случилось невероятное. Внезапным и сильным движением Распутин вскочил на ноги, с пеной у рта. Он был ужасен. Дикий вопль раздался под сводами, его руки конвульсивно хватали воздух. Потом он бросился на меня;