и сделал глоток из бутылочки. – Более ничем помочь вам не могу.

– Третья версия есть у меня.

Эльдад Канц бросил злой взгляд на Дану, которая, произнеся эту фразу, открыла сумочку и запустила туда руку, явно что-то разыскивая.

– Отлично! – Михайлов бросил быстрый взгляд на часы. – У вас осталось три минуты на ее изложение. Простите, но у меня совещание. Боюсь, в приемной уже собрались люди.

– Хорошо, – согласилась Дана. – Тогда я потороплюсь.

Она достала из сумочки японский нож с яркой желтой ручкой[63] и показала его Михайлову.

– Вы позволите?

– Что именно? – удивился Михайлов.

– Воспользоваться этим ножом.

Жестом радушного хозяина Михайлов развел руками.

– Если вы не хотите перерезать мне горло или сделать себе харакири, то прошу вас.

– Нет-нет. – Дана поднялась и пошла в дальний конец кабинета. – До харакири и перерезанного горла дело не дойдет. Поверьте.

У противоположной стены, на которой висело большое мозаичное панно работы Нахума Гутмана[64], она отодвинула кресло с резными изогнутыми ножками, стоящее у журнального столика, выдвинула лезвие ножа, присела на корточки и быстрым движением провела лезвием по жесткой поверхности темно-зеленого ковролина.

– Что вы делаете?

Михайлов вскочил, но Дана не обратила на него ни малейшего внимания и даже не удостоила ответом. Нажимая всем телом на нож, она еще и еще раз провела лезвием по поверхности ковролина, пока в нем не образовался большой разрез. Двумя руками Дана вцепилась в край разреза и рванула изо всех сил. Ковровое покрытие поддалось, разделилось на две части, обнажая светло-желтый паркет.

– Что вы творите?!

Михайлов кричал, оттолкнул кресло, которое шумно рухнуло набок. Но Дана, закусив зубами кончик языка, продолжала полосовать ножом зеленый ковролин и растаскивать его в стороны. Михайлов зарычал по-звериному, рванулся из-за стола, но зацепился за какие-то провода и едва не упал.

Дана ожесточенно рвала ковролин, и наконец под ним обнажился кусок паркета с небольшим темным пятном. Дана выпустила из рук край коврового покрытия и отшвырнула нож. Она тяжело дышала, руки и подбородок дрожали от напряжения, а на ладонях алели следы от жесткого ковра.

– Вот! – задыхаясь, проговорила Дана и ткнула пальцем в темное пятно на желтом паркете. – Следы крови Антона Голованова. И убит он был именно здесь. В этом кабинете, на этом самом месте.

Вскочивший с кресла Эльдад Канц замер, превратившись в соляной столб.

– А вот его убийца, – продолжила Дана, кивнув в сторону бизнесмена. – Олег Анатольевич Михайлов. Вот такая версия меня вполне устраивает.

Потрясенный Эльдад взглянул на Михайлова. От лица бизнесмена отлила кровь, бледные щеки дрожали от ярости, ноздри мясистого носа раздувались, верхняя губа приподнялась, обнажив крепкие зубы. Он подался всем телом вперед, и его пальцы инстинктивно сжались в кулаки.

– Гадина! – прошипел он.

«Он нас отсюда не выпустит, – мелькнуло в голове у Эльдада. – Сейчас он вызовет охрану. Его люди вооружены. А если дойдет до перестрелки, я против всех не продержусь». Его правая рука потянулась к кобуре, левой он отодвинул Дану к стене, готовясь закрыть ее своим телом.

– Гадина! – повторил Михайлов, и его рука потянулась к кнопке, утопленной в поверхность стола. Эльдад Канц дрожащей рукой расстегнул кобуру и вцепился пальцами в холодную рукоятку своего служебного девятимиллиметрового «Глока».

– Габи! – услышал он за своей спиной голос Даны и обернулся.

Дрожащая Дана держала у уха мобильный телефон и почти шептала в него:

– Габи, спаси меня. Я боюсь. Я здесь, в кабинете Михайлова. Я боюсь его. Он хочет нас убить. Спаси меня, Габи!

По ее щекам текли слезы.

Глава 25

Полковник Лейн взял с подноса чашку с кофе и, держа двумя руками, подал Дане. Она покачала головой.

– Не хочу кофе.

– Бери! – сказал он, пытаясь придать своему голосу отцовскую строгость. – Тебе сейчас необходим крепкий кофе. Там лимон, и я попросил Веред добавить немного коньяка.

– Зачем мне коньяк? – слабым голосом спросила Дана. – Ты хочешь меня напоить? Мне же еще машину вести.

– Не надо тебе вести машину. Я отвезу тебя домой.

– Нет. – Дана энергично закрутила головой. – Я не могу оставить машину. Мне завтра надо в офис к девяти утра.

– Твоя машина осталась у офиса Михайлова. Забыла?

На лице Даны отразилось такое неподдельное огорчение, что Габриэль смягчился.

– Я решу все проблемы, – сказал он и взял ладошку Даны в свои руки. – Я отвезу тебя домой, а кто-нибудь из моих ребят привезет тебе машину и бросит ключи в почтовый ящик. Так тебя устраивает?

– Так устраивает, – кивнула Дана, взяла чашку и сделала маленький глоток. – Вкусно. Что за коньяк Веред туда плеснула?

– Думаю, Remy Martin, который мне подарили коллеги из Франции. У нее в шкафу есть коньяк попроще, но она тебя любит.

– Меня все любят. – Дана сделала еще один глоток и добавила: – Все нормальные люди. – Она покосилась на Габриэля. – А ненормальные – не любят. И называют меня всякими гадкими словами.

– Ты начала кокетничать. Это хорошо. Значит, ты приходишь в себя.

– Я уже пришла в себя, – голос Даны на мгновение окреп, но через мгновение в нем вновь зазвучали слезы. – Я просто испугалась. У него были такие глаза. Страшные. Дикие. Он вызвал охрану. И сказал, что мы не выйдем из его кабинета. Потом выскочил. И все. Больше не появился.

Дана зажмурилась, словно перед ее глазами вновь замелькали картинки недавно пережитого испуга.

– Очень хорошо, что ты испугалась! – отчеканил Габриэль голосом Великого инквизитора. – В следующий раз не будешь самовольничать, устраивать такие сцены и вовлекать в них моих офицеров. Что тебе мешало вчера приехать ко мне и все рассказать? Мы бы поехали в офис Михайлова вместе, в сопровождении спецназа.

– Я не могла вчера приехать к тебе, – в голосе Даны появились визгливые нотки. Заметив встревоженный взгляд Габриэля, она заговорила спокойнее: – Вчера мы с тобой не разговаривали.

Габриэль смутился. Взял из рук Даны чашку и поставил на столик.

– Да, – согласился он. – Вчера мы не разговаривали. Ты вела себя со мной очень грубо. Назвала меня глупым и неспособным оценивать обстановку чиновником.

– Я?! – задохнулась Дана. – Это ты сказал мне, что я упряма как полено. Что это за сравнение такое? Полено! Это я, мать твоей дочери, вызываю у тебя такие ассоциации?

Дана попыталась вскочить, но Габриэль удержал ее в кресле.

– Сиди спокойно! И перестань со мной ругаться.

– Я с тобой ругаюсь?! – Дана замахала руками и попала Габриэлю по пальцам.

– Сиди, говорю. – Габриэль положил тяжелую ладонь Дане на плечо. – И прекрати драться. Вот неугомонная скандалистка.

– Еще раз назовешь меня скандалисткой… – всхлипнула Дана.

…В