Наступление 2-й армии было настолько неожиданным для немцев, что они спешно бросали пограничные пункты. После границы начинались в большом количестве прекрасные шоссе, в деревнях были оставлены дома с имуществом, в стойлах – многочисленный скот, по дворам гуляли домашние птицы, и не было видно ни одного человека. «Это создавало впечатление какого-то заколдованного царства», – вспоминал офицер 24-й пехотной дивизии266. В Ниденбурге в оставленном немецком штабе на столе были брошены даже карты с нанесенными на них позициями оборонявшихся частей267. Никому не принадлежавшее, выставленное почти напоказ богатство стало причиной волны мародерства и пьянства, особенно сильно поразивших части корпуса Н. А. Клюева, которые не успели получить достаточно прочную связку. Напивались даже часовые на постах, выставленных у винных складов. Командование вынуждено было прибегать к массовым экзекуциям, поркам и прочему, но ничего не помогало268. Соблазн присвоить то, что явно не принадлежало никому, наложенный на недостатки быстрой мобилизации, был непреодолим. Впрочем, ситуация понемногу начала меняться.

Чем дальше углублялись на территорию противника русские войска, тем больше они встречали селений, тем более населенными они были и тем больше в них оставалось жителей разного пола и возраста. Неизменным оставалось лишь поведение помещиков. Эта часть населения уходила полностью и снималась с насиженных мест почти мгновенно: войска находили в имениях горячий суп, разлитый по тарелкам269. Для того чтобы успокоить население Восточной Пруссии, А. В. Самсонов подписал обращение, которое было распечатано на листовках на польском и немецком языках. Мирным жителям гарантировались жизнь и неприкосновенность жилищ и имущества при условии выполнения приказов русских военных властей. В случае сопротивления с их стороны командующий грозил жесткими репрессиями, «невзирая на пол и возраст», сожжением селений и прочим270. Необходимо отметить, что вступившие в пограничные русские владения германские войска уже отметились грабежами и насилием над местным населением и пленными, в то время русские оккупационные власти не выходили за пределы принятой практики ведения военных действий271.

20 августа Мольтке-младший получил сообщение от М. фон Притвица, извещающее о принятом решении командующего 8-й армией. В тот же день Г фон Франсуа доложил Верховному командованию о значительном успехе прошедшего под Гумбиненом боя. Мольтке-младший был явно шокирован этими взаимоисключающими версиями случившегося. В последующем телефонном разговоре с ним М. фон Притвиц заявил, что надеется собрать к 26 августа основные силы 8-й армии восточнее Вислы и остановить 2-ю русскую армию272. Это решение полностью устроило бы русское командование. «В том случае, – говорится в довоенном документе ГУГШ, – если немцы по объявлении войны сразу очистили бы Восточную Пруссию, то укрепления на Висле потеряли бы большую долю своего значения, так как направление на их фронт значительных русских сил не могло бы быть вовсе оправданно. Только сосредоточение в Восточной Пруссии живой силы германцев заставляет русских уделить этому стратегическому тупику значительную часть своих сил»273.

Кобленц, где располагалось Верховное командование германской армии, и Берлин не могли позволить себе даже временную потерю Восточной Пруссии. В таком случае Германия теряла бы значительное количество лошадей, скота, весь урожай 1914 г., который могла бы поставить ее житница, ряд городов, значение коих было весьма велико не только в экономике страны (в Кёнигсберге проходила коронация прусских королей). Стратегические последствия отхода также были весьма малоприятны. Получив линию фронта по нижней Висле, русские войска, уже не опасаясь за свой правый фланг, могли перенести основную тяжесть наступления на Познань, Силезию и австрийский фронт. Верховное командование было с самого начала настроено весьма критически относительно плана отхода 8-й армии к Висле274. Тем не менее М. фон Притвиц был готов отступать и дальше, даже на ее западный берег. Не случайно в приказе по 8-й армии в качестве цели отступления была указана Западная Пруссия, что давало возможность достаточно широко трактовать намерения командующего275.

Причина была проста: генерал не имел уверенности даже в способности удержать фронт по линии этой реки – по его мнению, для решения такой задачи у него было недостаточно войск. 21 августа в телефонном разговоре с Г. фон Мольтке он заявил: «Как смогу я с пригоршней войск удерживать Вислу: ведь ее всюду противник может перейти вброд»276. М. фон Притвиц явно нервничал, что не могло не раздражать Верховное главнокомандование. Именно после этого разговора Г фон Мольтке пришел к выводу о необходимости замены командующего 8-й армией. Перспективы обороны западного берега Вислы были не столь уж и мрачными. Длина германского участка реки, от русской границы до впадения в Балтику, равнялась 202 км, ширина – не менее 384 м, в разлив местами колебалась от 1280–1490 м. Долина Вислы была окаймлена высокими берегами и имела ширину от 5 до 7,5 км277.

Штурмовать немецкую оборону здесь русское командование не собиралось, тем более что оба берега реки получили в предвоенный период серьезные укрепления, значительная часть которых могла поддерживать друг друга с помощью тяжелой дальнобойной артиллерии278. «Соображая сильные естественные свойства Вислы с обширными мероприятиями по ее обороне, – гласил русский довоенный обзор германских восточных крепостей, – надо признать участок германской Вислы одной из наиболее сильных оборонительных преград в Европе, несравненно труднее одолимой, чем линии французских фортов-застав на германской границе, даже в минувший уже период расцвета их обороноспособности. Успех форсирования Вислы возможен лишь при тщательной заблаговременной подготовке всех необходимых средств. Такая сила германской Вислы в связи с возможностью обхода ее в пределах России естественно ставит вопрос о подготовке сопротивления на левом берегу Вислы»279.

М. фон Притвиц, конечно, мог и не знать эти оценки, однако он понимал, что с началом движения 2-й русской армии сама возможность отступления из Восточной Пруссии была более чем проблематичной – войска А. В. Самсонова были к ней ближе, чем силы 8-й армии280. Правда, уже вечером 21 августа штаб 8-й армии получил первые обнадеживавшие известия, дававшие шанс на благополучный выход из кризиса. Оказалось, что армия П. К. Ренненкампфа так и не двинулась вперед, ограничившись медленным продвижением передовых частей, предпринятым во второй половине дня 21 августа281. Известия о событиях в Восточной Пруссии пришли в тот момент, когда германское командование было в целом весьма довольно развитием дел. До этого все шло по плану.

20 августа на Западном фронте германские действия были по-прежнему успешны. В этот день германская конница вошла в Брюссель, а немецкая артиллерия приступила к обстрелу второй по значению бельгийской крепости – Намюра282. Правда, французы все еще продолжали наступление в Эльзасе и Лотарингии, но это не беспокоило Верховное командование. А. фон Шлиффен считал, что чем больше французская армия углубится в германскую оборону в Эльзасе, тем неизбежнее будет ее окружение после взятия Парижа. «Немцы могут быть уверены, – писал он, – что если они будут упорно проводить свои операции, то французы вскоре повернут и притом не севернее, а южнее Меца, в том направлении, откуда грозит наибольшая опасность. Поэтому особенно важно, чтобы немцы были сильны насколько только возможно на правом крыле, так как именно здесь следует ожидать решения»283.