Между тем агентурные сведения в штаб А. В. Самсонова почти не поступали, его разведывательное отделение из-за недостатка времени не имело возможности подготовить собственную сеть информаторов на территории противника. Наличие трех кавалерийских дивизий не могло компенсировать эту потерю. В условиях Восточной Пруссии конные разъезды не могли действовать активно. Болота, леса и дефиле не давали возможность развернуть кавалерию, зато позволяли немногочисленным немецким заслонам сдерживать ее активность на необходимом удалении от районов развертывания собственных войск. Воздушная разведка также исключалась.

Авиационный отряд, переданный в армию, имел машины, техническое состояние которых не позволяло совершать полеты над территорией противника. Аэропланы использовались лишь для передачи сведений в тылу. Даже эта задача иногда становилась небезопасной, поскольку непривычная к виду летающих машин пехота обстреливала их, несмотря на опознавательные знаки на крыльях. Один раз только что призванные запасные приняли их за мишени304. Русские летчики делали все возможное, но моторы их машин уже выработали свой срок. Превосходство в воздухе полностью принадлежало немцам: их летчики постоянно находились в воздухе, бороться с ними было нечем, винтовочный огонь и полевая артиллерия оказались настолько малоэффективными, что командир 15-го армейского корпуса попросту запретил стрелять по немецким самолетам. Вскоре к ним присоединились и цеппелины305. Именно воздушная разведка в первые дни после сражения под Гумбиненом обеспечила командование 8-й армии информацией о передвижениях армии П. К. Ренненкампфа306.

Огромное значение имел и тот факт, что радиограммы передавались русскими штабами открытым текстом (на шифровку и дешифровку уходило слишком много времени, надежной телеграфной и телефонной связи установить не удалось, а конные нарочные не могли обеспечить нужной скорости при передаче информации) и принимались не только русскими, но и германскими радистами. Таким образом, недостатка в информации у противника не было. О состоянии дел в 1-й и 2-й армиях, а равно и о приказах штаба фронта командование 8-й германской армии было информировано не менее П. К. Ренненкампфа и А. В. Самсонова307. Все это вместе взятое при темпах продвижения 1-й армии вело 2-ю армию прямо в ловушку, которую готовил ему штаб 8-й армии. «Решение дать сражение, – отмечал Э. Людендорф, – базировалось на учете медлительности русского командования»308.

23 и 24 августа действия 2-й армии были еще достаточно успешными. 15-й армейский корпус генерала Н. Н. Мартоса в эти дни нанес серьезное поражение 37-й пехотной дивизии и 70-й ландверной бригаде противника, заставив их спешно отступить в беспорядке. Противник потерял более 4 тыс. человек убитыми и ранеными и около 1 тыс. пленными309. Успехи давались дорогой ценой, общие потери наступавших составили почти 2,5 тыс. человек310. Во 2-й армии уже стали проявляться признаки усталости, сказывались недостатки снабжения, неизбежные при импровизационных решениях. «Необходимо организовать тыл, который до настоящего времени организации еще не получил, – докладывал Я. Г Жилинскому 10 (23) августа А. В. Самсонов, – страна опустошена, лошади давно без овса, хлеба не имеют, подвоз из Остроленки невозможен»311. Командующий армией склонялся к мысли о необходимости приостановить движение и обеспечить свой правый фланг, в том числе и для того, чтобы получить информацию о противнике, без которой он не хотел рисковать и углубляться далее на его территорию. Штаб фронта настаивал на продолжении движения, Я. Г Жилинский был груб и категоричен: «Видеть противника там, где его нет, – трусость, а трусить я не позволю и генералу Самсонову и требую от него продолжения наступления»312.

Это был абсолютно несправедливый упрек, граничивший с откровенным хамством. Я. Г. Жилинский действовал в худших традициях высокопоставленного чиновничества, вполне заслуживая прозвище, которое дали ему войска, – Живой Труп313. Сделавший карьеру в канцеляриях, где требовалось только умение подчиняться, главнокомандующий фронтом увидел в предложении боевого генерала лишь преступную инициативу. У А. В. Самсонова не осталось выбора. Он мог только выполнять приказ и требовать того же от подчиненных. В четыре часа дня 11 (24) августа Н. Н. Мартос запросил у командующего армией дневку для отдыха и приведения в порядок тылов, на что последовал отказ314. Без внимания А. В. Самсонов вынужден был оставить и донесение Н. А. Клюева о том, что поспешность продвижения может привести к весьма тяжелым последствиям. «Если мы будем продолжать наступление так, как до настоящего времени, – писал командир 13-го корпуса, – то к моменту столкновения мы приведем войска в небоеспособный вид»315.

Между тем на фронте армии стали появляться части новых немецких корпусов. В 6 часов 15 минут 12 (25) августа штаб 2-й армии известил штаб Северо-Западного фронта о том, что обнаружил присутствие 17-го и 20-го армейских, 19-го Саксонского и 1-го резервного корпусов противника, при этом против правого фланга армии, где находились всего шесть полков 1-го армейского корпуса генерала Л. К. Артамонова, сосредотачивались два немецких корпуса316. Войдя в Сольдау, русские войска остановились, встретив в пустом городе спешно оставленную ярмарку. Отсутствие движения и задач вместе с многочисленными соблазнами быстро завершились повальным грабежом ларьков и магазинов. Офицерам удалось довольно быстро остановить мародерство, но инцидент не прошел бесследно: «Когда роты были вновь построены, то они представляли смешную и грустную картину. Солдаты до отказа были нагружены всякими вещами, и почти у каждого в зубах дымилась сигара, которых на ярмарке было найдено великое множество. Приказано было части вывести из города и расположить по окрестным деревням»317.

Итак, 1-й армейский корпус замер на месте со всеми удобствами, имея слабое представление о том, что творится перед его позициями. Проблема заключалась и в том, что Ставка разрешила А. В. Самсонову использовать этот корпус далее Сольдау только 8 (21) августа, в то время как подобная необходимость возникла уже с началом операции. Я. Г Жилинский счел необходимым направить командующему 2-й армией разрешение Ставки только 14 (27) августа, и оно до А. В. Самсонова не дошло. Ввиду различных целей и задач, которые ставились перед корпусом, Л. К. Артамонов не счел необходимым сосредоточить все свои силы для обеспечения своих позиций на левом фланге наступающей 2-й армии. Вскоре это решение поставило его войска под угрозу разгрома по частям, но пока русское наступление в Восточной Пруссии продолжалось.

Тем временем возник кризис на Юго-Западном фронте. 22 августа 1914 г. австро-венгерские армии (1-я под командованием В. Данкля и 4-я под командованием М. фон Ауффенберга), насчитывавшие 350 батальонов, 150 эскадронов и 150 батарей318, перешли в наступление на русскую 4-ю армию. На левом берегу Вислы обходное движение армии М. фон Ауффенберга поддерживали своим наступлением группа Г. Куммера и германский ландверный корпус Р. фон Войрша319. Обе стороны стремились реализовать свои довоенные планы, в основе которых лежала идея флангового охвата и изоляции противника от тыловых баз на передовом театре. Русские стремились осуществить подобное движение в Галиции, австрийцы – в русской Польше. Следовательно, особое значение для последних приобретал Красник, первая остановка на пути в Люблин и далее в нервное средостение всей русской системы снабжения – Брест-Литовский. Красник был центром пересечения железных дорог, связывающих Ивангород, Люблин и Холм, вдоль которых разворачивалась 4-я армия320.