«Мобилизация протекала быстро, – вспоминал командир 18-й пехотной дивизии, располагавшейся на линии Люблин – Ивангород – Седлец, – без особых шероховатостей, и мы с нетерпением ждали прибытия подкреплений из внутренних округов Московского и Казанского. План немедленного наступления в Австрию, о котором думали раньше и средства к которому подготовляли в Люблине, уже несколько лет как был составлен, и решено было ограничиться оборонительными действиями до прибытия и развертывания армии на намеченном фронте»321. Подступы к нему на фронте свыше 50 км прикрывали 13-я кавалерийская дивизия и бригада гвардейской кавалерии под общим командованием генерал-лейтенанта князя Г А. Туманова. Между тем 4-я армия развертывалась не без проблем. Вместе с крепостными войсками перед войной были упразднены и обслуживающие их части, в результате на обслуживание и оборону некоторых важных пунктов (например, железнодорожный мост через Вислу у Ивангорода) пришлось выделять полевые войска, отвлекая их от подготовки решения непосредственной задачи322.

Перед началом военных действий из 4-й армии был изъят 20-й армейский корпус и отправлен в состав 1-й армии генерала П. К. Ренненкампфа, чтобы компенсировать отнятые у него корпуса для формирования Особой армии, собиравшейся под Варшавой для вторжения в Германию. С другой стороны, 3-й Кавказский армейский корпус, который должен был компенсировать эту потерю, еще не прибыл. В результате 4-я армия в первые дни боев оказалась серьезно ослаблена, уступая примерно в полтора раза противостоящим ей австрийцам323. На направлении Люблин – Красник – Звакликов – Висла кроме кавалерии Г. А. Туманова оказался лишь 14-й армейский корпус. На фронт он выступил в ослабленном составе: его 18-я пехотная дивизия была лишена 72-го пехотного Тульского полка, который вместе с двумя батареями 18-й артиллерийской бригады составил гарнизон крепости Ивангород324.

К 23 августа в результате многочисленных организационных импровизаций 14-й армейский корпус был уже таковым только по названию, но никак не по силе. «В мирное время этот корпус, – отмечал генерал Д. В. Баланин, – был один из сильнейших, имея в своем составе 1 пехотную дивизию, 2 стрелковые бригады и 2 кавалерийские дивизии, но вследствие разброски по громадной территории по обе стороны Вислы и различных трудных задач, возложенных на его части, корпус сразу же, с момента мобилизации, был расчленен и имел в своих рядах лишь 20 батальонов (3 полка 18-й пехотной дивизии и 2-ю стрелковую бригаду) с соответствующей артиллерией и одним полком корпусной конницы»325. В какой-то степени это можно было объяснить тем, что командование 4-й армии пыталось залатать дыры на своем фронте за счет самого сильного соединения. Основания для беспокойства были: армии надлежало начать наступление на Перемышль 10 (23) августа, а уже 3 (16) августа обнаружилось наступление противника по всему ее фронту326.

4 (17) августа австрийцы, обладая плацдармом на южном берегу реки Сан (государственная граница проходила севернее реки, и австрийцы, таким образом, имели возможность развернуться перед наступлением на Красник, находившийся в 30–35 км от границы), попытались перейти в наступление, но были с потерями отбиты. 23 августа 4-я армия сама попыталась перейти в наступление327. Представления о том, насколько велики реальные силы противника, противостоящие армии, ее штаб не имел. А. Е. фон Зальца поставил перед своими подчиненными задачу не допустить отхода австрийцев к Кракову и выйти на линию Перемышль – Завихвост328. Части армии силой всего 6,5 пехотной и 2,5 кавалерийской дивизий, следуя старому плану, перешли в наступление на Перемышль. На острие русской атаки находился ослабленный 14-й корпус, левее шла 45-я дивизия 16-го корпуса, эшелоны которого еще прибывали в Люблин из Казанского военного округа.

Увлекшись преследованием легко опрокинутых передовых частей противника, неожиданно для себя русская кавалерия, а затем и пехота столкнулись с превосходящими силами противника. Резко возросшие потери вынудили войска к отходу. Управление армии оказалось не на должной высоте, координация наступавших корпусов практически отсутствовала. 25 августа, пользуясь значительным численным перевесом (228 тыс. человек и 520 орудий против 109 тыс. человек и 352 орудий) и тем, что русские войска не завершили концентрацию, австрийцы нанесли 4-й армии поражение под Красником. В трехдневном сражении 10–12 (23–25) августа три русских корпуса – 14-й, 16-й и Гренадерский – были по очереди разбиты. Потери русских войск составили до 20 тыс. человек и 28 орудий329.

Части 18-й дивизии, основной ударной силы 14-го корпуса, смогли отойти только благодаря удачным действиям русской артиллерии. Всего две батареи парализовали наступление целой австрийской дивизии. Ливень в ночь на 24 августа превратил грунтовые дороги в месиво, делавшее невозможным активное преследование отступавших кавалерией330. Русские части отошли к Краснику в относительном порядке, но удержаться на позициях под этим городом не смогли. На 10 верстах фронта под Красником находилось всего три полка, да и то с разрывами между собой. В городе расположились обозы и часть артиллерии, слухи о неудачах вызвали настроение, близкое к панике. 25 августа войска стали отступать к Люблину по единственному свободному шоссе. Приблизительно на половине дороги, у города Вильколаз, на перегруженном Люблинском шоссе образовалась пробка331.

Возникла опасная ситуация, с трудом преодоленная командиром 18-й дивизии и сохранившимися еще кадровыми офицерами: «Дорога была совершенно забита: орудия, ящики и повозки следовали в 3 ряда и только энергичными действиями гг. офицеров поддерживался порядок. Чувствовалось повышенное и крайне нервное настроение – такие условия создают опасную обстановку, когда малейший толчок может привести к крупному беспорядку. Промелькнула мысль, что если бы начальник дивизии, умышленно проезжавший шагом со своей свитой и конвоем, ускорил бы аллюр, то это могло повести, может быть, к панике»332. 13 (26) августа вслед за обозами и пехотой отошла и конница Г А. Туманова, за ней двинулась кавалерия австрийцев – под угрозой оказался фланг 14-го армейского корпуса333. Командир корпуса генерал-лейтенант Генерального штаба И. П. Войшин-Мурдас-Жилинский был пожилым и очень добрым человеком, хорошо заботившимся о питании солдат, впрочем, этим его качества командира и ограничивались334. По свидетельству Б. М. Шапошникова, генерал лучше разбирался в строевой службе, чем в тактике и оперативном искусстве. За отход и поражение он был временно отстранен от командования корпусом335.

Его подчиненные отошли под Люблин, который им предстояло отстоять во что бы то ни стало, несмотря на то что австрийцы по-прежнему значительно превосходили их в силах, а позиции под городом не были подготовлены к обороне336. Вскоре за И. П. Войшин-Мурдас-Жилинским последовал и командующий армией, в Ставке поняли необходимость этой перемены: «Оказавшийся… нераспорядительным добрый старик барон Зальца (командующий 4-й армией) был заменен после первого боя в половине августа генералом А. Е. Эвертом»337. А. Е. Эверт был назначен на пост командующего армией 13 (26) августа338. Николай Николаевич (младший) сразу же после неудачи под Красником отправился ночным поездом в Ровно, в штаб Юго-Западного фронта, и лично принял решение о смене командующего. А. Е. Эверт оказался не у дел, сибирские стрелки, которыми он должен был командовать, еще не прибыли, кроме того, были смещены командир 16-го корпуса и начальник 3-й гренадерской дивизии339. Дело не ограничилось кадровыми перемещениями.