Казалось, Ганс как-то увял, стал более безразличным и усталым, чем прежде.

– На подлете Разрушитель.

– И этот Разрушитель летит сюда, чтобы?..

– Для минскийцев он служит машиной случайного перемешивания, изменения, уничтожения и мутации. На мой взгляд, более дурацкий метод построения общества трудно придумать. Но, как ни удивительно, у них это работает.

Мое внимание привлекло ураганное движение где-то далеко-далеко на равнине. Казалось, в центре урагана вздымался смерч, состоящий из вертящихся беспомощных минскийцев. Что находилось в «глазу» смерча, увидеть было невозможно.

Перед смерчем мчалась толпа спасающихся бегством, и ее передний край уже очень скоро начал обтекать нас. Стадо искалеченных и помятых роботов с отсутствующими конечностями, с торчащими наружу киберпотрохами неслось вокруг нас сломя голову.

Мунчайлд, Диггер и я прижались друг к другу плотнее.

– А людям Разрушитель опасен? – спросила Мунчайлд.

– Не думаю, что он может преднамеренно причинить вам вред, – ответил Ганс. – Но могут оказаться опасными последствия его деятельности. Советую лечь на землю, чтобы максимально выровнять свой профиль, а я тем временем приготовлюсь встретить свою судьбу...

Рухнув на землю, мы втроем, взяв друг друга за руки, распластались как следует.

Потом на нас налетел Разрушитель, но сперва пришла его исполинская тень.

Вы помните, как налетает Тасманский Дьявол, в вихре скрежета зубов и напускной ярости, готовый по малейшему поводу разорвать Кролика Банни на куски?

Таким же было и прибытие устройства минскийцев, именуемого Разрушителем, только ярился и скрежетал он в несколько дюжин раз сильнее.

Насколько мне удалось разобрать в вихре, размером Разрушитель был с пару синих китов; кроме того, он летел. Его огромное рыло затягивало минскийцев как криль, а огромные щупальца тем временем хватали некоторых роботов и колотили их о различные части Разрушителева непомерного тела. Мне также показалось, что я разглядел несколько самостоятельных малых роботов, которые прислуживали Разрушителю и загоняли жертвы к нему поближе.

Около Разрушителя крутился вихрь машинных обломков и машинных жидкостей, осыпавших дождем нас, прижавшихся к земле и друг к другу. Порывы ветра были ужасны, но все же не так могучи, как ураганы на мире Бабочки, и каким-то образом мы, ухватившись друг за друга, сумели удержаться на гладкой поверхности.

Когда Разрушитель уже частично проплыл над нами, я заметил, что происходит с минскийцами, которых он пожирает.

Он выплевывал их с тыла, преображенными.

И в тот же миг я увидел, как раб Разрушителя, автономный самодвижущийся механизм, подхватил Ганса.

– Прощай, Пол!.. – прокричал куст – и исчез.

Бедняга Ганс... Я попытался утешиться тем, что на других мирах сейчас бродит практически неисчислимое количество Гансов, которые вовсе не разделили его участь. По сути, то же самое относилось и ко мне. (Тут я пожалел, что потребовал избежать встреч с другими своими «я». Теперь мне казалось, что я мог бы кое-чему у них научиться...) Но это было слабое утешение.

Потом мы, люди, и сами столкнулись с проблемой. Нас начал осматривать другой дистанционный слуга. К счастью, робот заключил, что в пищу мы не годимся. Но, к несчастью, он решил пометить нас как несъедобных, впрыснув в наши незащищенные зады какие-то наноустройства (скорее всего).

Сразу после этого я потерял сознание.

Я снова очнулся – невероятно – от голоса Марвина, ретранслируемого Гансом! (Мунчайлд и Диггер все еще были без сознания; и я и они лежали, вцепившись друг в друга.) Еще не открыв глаза, я уже понял, что что-то изменилось и в Марвине, и в Гансе.

– Встань, человек! Настал твой последний час!

Я открыл глаза.

Марвин был тут как тут, в окружении своих прихлебателей из ночного кошмара. Но вместо торчащих стрелок, у сферы теперь имелась одна-единственная механическая нога, на которую она опиралась. И хотя я не запомнил, как в точности выглядели другие роботы, но мог с уверенностью сказать, что над ними тоже поглумились, изуродовали и потешно переиначили.

Потом я увидел Ганса. По крайней мере, я решил, что это Ганс. Элегантный куст был перемешан и перепутан с безумным числом деталей и в результате стал напоминать модернистскую работу посредственного любителя-скульптора, для которой каркасом служила гигантская диванная пружина.

Весь в синяках и ссадинах, я кряхтя поднялся и помог встать своим спутникам.

– Мы пережили еще одно испытание Разрушителем, – сообщил Марвин. – Я остался Главным Модулем. Домна эволюции закалила нас в огне случайной рекомбинации и подвела на шаг ближе к величественной Сингулярности. Вам, люди, выпала честь лицезреть суд, и теперь вы сможете умереть в сиянии нашей славы.

Роботы принялись обступать нас, и тут Диггер выступил вперед.

– Прошу вас, возьмите меня первым.

– Диггер! Не смей! – воскликнула Мун.

Спокойный как кит, Диггер ответил:

– Мама, так надо. Необходимо, чтобы спасти этих погрязших во мраке.

– Эта просьба не несет в себе опасности, – высказался Марвин. – Я готов ее исполнить.

Облако насекомовидных минскийцев зависло возле Диггера, образовав вокруг его головы нимб.

– Они избавят вас от боли, как я и обещал вам, а также станут вашими палачами. Сию секунду они передают мне мысленный образ кончины, которую предпочел бы этот индивидуум. Очень жестокая и излишне тяжелая смерть – но мы готовы исполнить его пожелание.

Из покрывающего поверхность планеты субстрата начал подниматься, формируясь, металлический крест. Очень скоро крест – возможно, единственная физическая аномалия на единообразном повсюду шаре – был завершен.

Потом Диггера прибили к кресту большими гвоздями.

Я прижал рыдающую Мунчайлд к груди.

– Прости их, отец, – были последние слова Диггера, – ибо их набор инструкций крайне ограничен...

– Мун, прости меня за все, даже за то, чего я не делал, а только подумал.

– И меня прости.

– Ты простила меня?

– Да.

– Спасибо.

– Принимаете ли вы обычное прекращение нейронной активности или тоже предпочитаете собственный способ уничтожения? – спросил Марвин.

– Я просто хочу умереть последним, – сказал я. – Чтобы помочь ей это преодолеть.

Мун не возражала. Похоже, она была до глубины души потрясена распятием нашего сына.

На этой нашей кремниевой Голгофе металлические мухи-убийцы окружили ее голову.