Потом в смотровую ворвались врачи, санитары, и поднялась такая суматоха, что она только тихо заплакала от бессилия. Ей страшно хотелось спать, но она была уверена, что если сейчас уснёт, то проснётся в сумасшедшем доме. Муж начал бесноваться, требовать позвонить своим давно умершим родителям, чтобы те доказали им всем, что ему всего двадцать лет! Двадцать! Кричал и требовал вернуть ему его тело! Кончилось всё тем, что на него надели смирительную рубашку и куда-то увели.

В смотровой настала тишина. Она с трудом уселась на кушетке, потом спустила ноги на пол, приложила прохладные ладони к вискам и некоторое время сидела так, покачиваясь взад и вперёд. Это она себя так успокаивала. Нужно было собраться с силами и идти! Идти в мединститут!

Ещё ночью Толя позвонил Петру Анисимовичу, и тот подтвердил, что Колокольцева действительно ведёт там кафедру акушерства и гинекологии. Нужно увидеться с ней и попросить снять проклятье! Ещё вчера нужно было это сделать! Не вставать в позу, а внимательно слушать, что она им предлагала! Вчера ещё был шанс! Вчера можно было договориться и что-то исправить, а сегодня осталось одно — идти, падать ей в ноги и молить о пощаде!

Не помнила, как добралась до мединститута. Точнее, самое начало помнила. Достала служебное удостоверение, сунула под нос дежурному врачу приёмного отделения и потребовала отвезти её на машине скорой помощи в мединститут. Сказала — острая служебная необходимость. Медсестра помогла ей одеться, под руку довела до машины, помогла забраться на сиденье рядом с водителем и закрыла за нею дверь. Потом она провалилась в сон без сновидений.

Разбудил её водитель. Оказывается, они уже четверть часа стоят прямо возле ступеней центрального входа в институт, и что ему пора возвращаться, потому что вызовы. Помог ей выбраться из машины, довёл до дверей и попрощался. В вестибюле пришлось срочно приводить себя в сознание. Плохо было дело! Видимо, успокоительное начало действовать в полную силу. Казалось, стоит только присесть, и она тут же уснёт!

Остановила пробегающую мимо девушку, представилась ей и попросила проводить её на кафедру акушерства и гинекологии. Та предложила ей раздеться в гардеробе и даже помогла ей снять шубу. Видимо, у неё на лице что-то такое было написано, потому что девушка не только самостоятельно забрала номерок из рук молодого человека, но и сунула его ей в карман пиджака.

Отведя её от гардероба, она остановилась, ещё раз внимательно посмотрела ей в лицо и сказала, что ей сейчас лучше всего было бы пройти в медпункт. Она покачала головой и заплетающимся языком объяснила ей про успокоительное и про то, что она совершенно не может ждать! Абсолютно!

Девушка кивнула, подхватила её под руку и повела к лестнице. Потом они поднялись на третий, кажется, этаж и недолго шли по широкому коридору. В приёмной провожатая спросила молоденькую секретаршу:

— Марина Михайловна у себя? К ней вот товарищ Мазина.

Та перепугалась. Наверное, из-за её внешнего вида. Выскочила из-за своего стола подскочила к ней с другой стороны, подхватила под руку и лишь тогда пискнула:

— Да, на месте! Пойдёмте!

Так, втроём, боком они и зашли в кабинет к Колокольцевой. Та подняла голову от бумаг, посмотрела на неё внимательными глазами и кивнула её провожатым.

— Посадите её поближе к столу. Спасибо, девушки, что помогли. Я вижу ей какое-то сильное успокоительное не так давно дали, — она покачала головой и обратилась к ней. — Вам бы поспать нужно, Мазина, а не по делам бегать. Что случилось-то?

Сообразила, что при свидетелях на колени бухаться никак нельзя, сглотнула всухую и оглянулась на девушек:

— Не могли бы вы оставить нас одних?

Когда дверь за ними закрылась, взяла слово Марина Михайловна. Сказала с расстановкой и очень неприязненным тоном:

— На колени падать не нужно! Я вас потом не подниму. Тяжёлая вы для меня. Говорите быстрее, что вам нужно, и уходите. Вчера я давала вам шанс высказаться и извиниться.

— Умоляю, хватит! Если со мной что-нибудь случится, кто будет за сыном ухаживать?

— А что с ним? — тем же холодным и неприязненным тоном.

— Полез зачем-то на шкаф, а стул под ним сломался. Неудачно упал, повредил позвоночник. Врачи говорят, он может остаться на всю жизнь инвалидом. Пощадите хотя бы меня. Без меня он до конца своих дней обречён жить в доме инвалидов.

Марина Михайловна кивнула:

— Значит, моя дочь отмщена? Ну что ж, так тому и быть! По крайней мере перестанет гадости про неё рассказывать. Я довольна!

И это про её несчастного сына! Ужасные, жестокие слова!

— Как вы можете такое говорить? Вы же сама мать!

Марина Михайловна зло усмехнулась:

— Поздновато об этом вспомнили. Я к вам вчера как мать обратилась. Что вы мне ответили? Не забыли? Подавайте заявление в милицию! А сами при этом чуть ли не в лицо мне смеялись. Хотя знали, отлично знали, что всё происходило именно так, как я описала! Теперь вы сполна прочувствуете то, что вчера довелось почувствовать мне… Это всё, что вы хотели сказать? У меня есть и другие дела…

— Пощадите! — она заплакала. Всё она поняла. Окажись на месте этой молоденькой женщины, она бы, наверно, и не такие слова нашла.

— Мы с Малышом к вам и пальцем не притронулись… — хмыкнула Колокольцева. — Надеюсь, вы не подозреваете нас в том, что мы ножки у стула подпилили? Или на что он там встал, когда на шкаф полез?

— Это проклятье! Я знаю!

Марина Михайловна пожала плечами:

— Его наложил Малыш, ему и снимать. Я передам ему вашу просьбу. Согласится он или нет, я не знаю. Он Натку очень любит, и был в ярости, когда узнал, что ваш сынок подонок с ней сделал. Скажите спасибо, что вы и ваш муж до сих пор живы. Кстати, почему муж не пришёл? Не верит в проклятья или слишком занят на службе?

— Он ночью сошёл с ума… — спокойно сообщила она. — Наверно, с ним сейчас занимаются психиатры.

— Ах, вот даже как? — Марина Михайловна откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. — Как быстро, однако, подействовало! Надо же!…

Она помолчала, оценивающе глядя на неё. Наконец, видимо, приняла какое-то решение.

— Хорошо! Я постараюсь убедить его снять проклятье прямо сегодня. Идите домой и отсыпайтесь. Силы вам теперь понадобятся. Надеюсь, случившееся послужит для вас хорошим уроком. Вы-то с мужем полагали себя чуть ли не небожителями, а оказалось и над вами есть власть. Причём власть такая, что раздавит походя, даже и не