– Давай назад. Ты займешься обрядом сам, без меня. Ты справишься один даже лучше, чем со мной. А я их отвлеку, чтобы дать тебе время.

– Не говори ерунды, – одернул его Хизаши. – Чем ты их отвлечешь? Это толпа злобных людей, готовых на любые мерзости, чтобы сохранить свои делишки в тайне.

– Уверен, все не так плохо, – улыбнулся Кента и увлек его за деревянную дверь, распухшую от постоянных горячих испарений. В пещере он прямиком направился к бассейну и, не успел Хизаши сообразить, перемахнул через бортик и скрылся с глаз. Сердце ухнуло вниз, потом взлетело и принялось биться о клетку из ребер. Хизаши выплюнул самое грязное из ругательств, подслушанных от торговцев в городе, помянул демонов и костры Ёми, а после кинулся к бассейну, откуда уже как ни в чем не бывало выбирался Куматани.

– Ты дурной совсем? – набросился на него Хизаши. – У меня чуть сердце не остановилось!

Вместо того, чтобы раскаиваться или, на худой конец, покрываться язвами и умирать в мучениях, Кента широко и как-то зловредно улыбнулся.

– Я не обязан тебя предупреждать о своих действиях. Ничего такого, просто обманный ход.

Он прошел мимо остолбеневшего от наглости Хизаши и прикрыл за собой дверь. Едва минуло с десяток ударов сердца, как Хизаши плюнул на все и отправился следом за ним.

Кента выбрался наружу и оказался в кругу из крестьян, каждый из них держал уже не бумажный фонарь-тётин, а факел, объятый ярким рыжим пламенем. От их общего жара покалывало кожу, хотя Хизаши и притаился в тени, пока ничем себя не выдавая. Кента же смело шагнул вперед и поднял руки.

– Мы не причиним вам вреда! У нас нет и не было таких намерений. Поверьте! Да, мы не простые путешественники, а ученики оммёдзи, и мы пришли помочь вам! Мы сможем это сделать, правда!

Он говорил и обводил взглядом каждого из толпы, замечая знакомые лица, на которых недоверие смешивалось со страхом, и оба они – и Кента, и Хизаши – понимали, что страх этот направлен не на них.

– Не слушайте его! – крикнул кто-то, кажется, та женщина с корзиной постиранного белья и чумазым сынишкой. – Если не они, то кто? Кто-то из наших детей? Вы готовы пожертвовать своими детьми?

– Зачем кем-то жертвовать? – быстро спросил Кента. – Кому? Кто вас мучает?

Толпа расступилась в едином порыве, и по образовавшемуся живому коридору прошла прямая как палка Ханабэ-сан из усадьбы на горе, ведя за руку мальчика лет десяти-двенадцати. В другой руке она держала круглый тётин из желтого шелка. Фонарь покачивался в такт ее шагам, а мальчик неотрывно смотрел перед собой, и эта жуткая молчаливая пара двигалась под треск пламени вокруг будто актеры в театральной постановке. Ханабэ застыла, и стало видно, что не она сжимает руку ребенка, а он сильно стискивает ее безвольную костлявую ладонь.

– Ханабэ-сан, – Кента дернулся в ее сторону, но был остановлен ткнувшимися в него факелами мужчин. – Ханабэ-сан, почему вы в этом участвуете?

Она опустила взгляд, и Хизаши все понял. А почти одновременно с ним понял и Кента.

– Это ваш сын, Юки…

И тогда ребенок поднял голову, и его черноглазый взгляд прошел сквозь Кенту, пронзил тьму и нашел Хизаши так легко, будто и не было между ними ни расстояния, ни преграды из камня.

– Они решили свою судьбу, – произнес звонкий мальчишеский голос. – Процветание, богатство, здоровье – ничего этого не дается просто так, я уже говорил вам, и вы мне доверились. Эти люди, – он указал тонким бледным пальцем в грудь Кенты, – пришли забрать то, чем я благословил вас. Они пришли разрушить вашу жизнь и осквернить ваши дома.

Люди вокруг молчали, но слушали, как божественное откровение. Для них это им и было – обманным, фальшивым, но обещающим счастье, почти как хвастливые речи Хизаши когда-то в прошлой жизни.

Потом толпа снова расступилась, и под ноги Кенте вытолкнули еще двоих – Учиду и Тору. Мальчишка был едва в себе от ужаса, глаза безумно вращались, он даже не кричал и не вырывался, будто никак не мог взять в толк, что это и правда происходит с ним, по-настоящему. Была ли здесь его мать? Если да, то как она допустила такое?

Хизаши почти решил перестать скрываться, тем более что «Юки» его и так уже заметил, но тут произошло непредвиденное.

– Пусть все послужат на благо деревни, – послышалось громко с задних рядов, и Тору пришел в себя. Или, наоборот, лишь сильнее испугался, и его разум окончательно помутился.

– Мама! – закричал он и бросился прочь. Голова ребенка с черными глазами повернулся в его сторону, и в тот же миг нога Тору запнулась о камень, он полетел вперед и упал. Послышался треск, шея странно изогнулась, и Тору замер, а его загорелое угловатое лицо смотрело вбок и немного вверх. Живые люди так смотреть не могут.

Женщины охнули, но не шелохнулись, лишь по лицу Ханабэ-сан прошла рябь, не укрывшаяся от взгляда Хизаши – и от «Юки» тоже.

– Мамочка, я хочу кушать, – произнес он капризным детским голосом, до того жутким, что даже спина Хизаши покрылась мурашками. Но женщина слабо улыбнулась и кивнула.

– Все хорошо, милый. Скоро все будет хорошо.

Мужчины со скорбными лицами взяли Юдая за локти, стянутые за спиной, и подтолкнули к Кенте. Тот поймал пошатнувшегося фусинца и помог устоять на ногах.

– Чего вы добиваетесь? Неужели думаете, что чужой смертью и страданиями можно добиться чего-то, кроме своих собственных страданий и своей смерти? О каком благополучии и счастье вы говорите? Так не бывает! Отпустите моего друга, видите, он не касался воды из источника, а я да. Нет нужды …

– Это не важно, – вздохнула Ханабэ-сан. – Уже не важно.

Хизаши встретил товарищей, когда вход завалили камнем. Сквозняком задуло часть огоньков, и от этого тени на грустном лице Кенты стали глубже, придавая ему изможденный вид.

– Я знал, что ты не останешься делать то, что я сказал, – усмехнулся он и принялся развязывать путы на Учиде. Тот угрюмо молчал, видимо, опасаясь насмешек со стороны Хизаши, но ему не хотелось нападать. Его беспокоило, как поведет себя дальше Кента, в очередной раз получивший доказательство человеческой подлости.

– Этот ребенок одержим злым духом или даже демоном, – сказал Кента, чем изрядно удивил Хизаши.

– Я думал…

– Что я буду искать им оправдание? Уверен, у всего есть причина, но сейчас она не важна. То, что завладело телом ребенка, родом с Акиямы, и оно нашло себе в деревне кормушку и ни за что не позволит ей закрыться.

– Все именно так, – подтвердил Учида, разминая запястья. – Ночью почти вся деревня явилась к воротам усадьбы, и Ханабэ-сан провела их в дом. Я проник следом и видел, как они поклонялись ребенку,