На одних рефлексах я вывернулся, как падающая кошка, и принял удар бедром, а не копчиком. Перекатился, попытался встать – и зашипел от пронзившей ногу жгучей боли. Приклад ружья (которое я просто забыл снять при спуске) уперся в позвоночник, я заскрипел зубами.

Непонимающе огляделся. Туго натянутый страховочный трос уходил за край обрыва. Я непонимающе протянул руку, потянул за него. Снизу донесся какой-то шорох, трос что-то ощутимо тянуло вниз. Я продолжал выбирать канат – пока через край обрыва не перевалилась «мушиная лапка» вместе с куском породы, в который была вбита.

Глубокий блок. Я ли поставил ненадежное крепление? Или в скале после толчков появились новые трещины, и у нас есть шансы на новый обвал?

Конечно, могло быть и хуже. Трос мог лопнуть, когда я по нему спускался. Или когда поднялся бы на большую высоту.

Но все это неважно в сравнении с одним вопросом – что мне теперь делать?

Подняться по такой стене без страховки нечего и думать. Я осмотрел оставшиеся в моем распоряжении страховочные крюки. Может, я смогу воспользоваться для подъема ими и закладками Алекслава?

Я поднялся – и, схватившись за ногу, мешком свалился обратно, шипя сквозь зубы. Бедро будто пронзила тонкая раскаленная игла.

Безнадежно. Залезть на такой обрыв и со здоровой ногой без страховки дело проблематичное. Подходящих трещин было немного, скала возвышалась над нами почти отвесно. Даже Алекслав, альпинист не мне чета, не рискнул бы таким подъемом.

Я нащупал аптечку, но, подумав, убрал ее в сторону. Если я придумаю, как связаться с катером, она мне не понадобится. Если нет – лучше приберечь запас медагентов на крайний случай.

Ладно. Ладно.

Айдим сам по себе не добъет до катера за сотни километров, но на муле есть более мощная рация. Если гора не идет к Магомету – почему бы не приказать мулу спуститься ко мне? Рискованно, но бот приспособлен для перемещения по крутым склонам, может, он и нащупает дорогу. Или попробовать подключиться к нему дистанционно и выйти на связь с экспедицией при помощи манипуляторов бота – чуть менее рискованное, хотя и геморройное занятие.

Я недоуменно уставился на панель.

– Не понял, – произнес я вслух, глядя на перечень контактных узлов. Айдим Алекслава, летун, призрак кольцевика – а где мул?

Конт дрона в нашей микросети отсутствовал начисто.

Бледнея, я попытался вспомнить, когда и где в последний раз видел машину. Перед тем, как отойти за скалу, незадолго до того, как началось землетрясение. И стоял мул всего лишь в метре от края скалы… глубокий блок, уж не там ли, откуда сорвалась глыба?

Я перегнулся вниз, будто надеялся разглядеть обломки машины на дне ущелья – глупая попытка.

– Господь, Сочинитель, Энигма или кто ты там ни на есть, – подняв лицо к темному небу, беспомощно произнес я. – Это уже просто нечестно.

Когда мы воображали себе захватывающие приключения на другой планете, мы не рассчитывали, что они будут настолько отчаянными!

Хромая и пользуясь ружьем как костылем, я добрался до Алекслава. Пена и медагенты давно остановили кровотечение. Снова проверил его пульс – слабый, но быстрый. Геолог зашевелился. Застонав, открыл глаза.

– Айзек? – пробормотал он.

– Вы меня слышите? – я наклонился, вглядываясь в его лицо. Алекслав закашлялся. Приподнялся, пытаясь сесть – я мягко, но настойчиво уложил его обратно.

– Связаться с «Семенем», – выдохнул он. – Сообщить им…

– Сообщу. Обязательно, – уверил я его, гадая, сможет ли ЭПИ ввести успокоительное.

– Сообщите им… Это важно… Кементари нестабильна.

– Что?! – я схватил Алекслава за плечи и чуть было не затряс. – О чем вы?

– Планета нестабильна, – вновь повторил Алекслав. – Полное уничтожение… – он прервался. ЭПИ пискнул, вводя в кровь какие-то медикаменты. Глаза геолога закрылись и он откинулся на рюкзак.

– Проклятье, – обессиленно выдохнул я, садясь рядом. – Проклятье. Этого нам только не хватало!

Так, Димер, стоп. Давай подумаем об уничтожении планеты, всеобщей гибели и прочих важных вещах позднее. А пока будем решать проблемы в порядке их поступления!

Сказать легче, чем сделать. Я нахожусь с то ли вывихнутой, то ли сломанной ногой на голой скале над пропастью с тяжелораненым на руках. Все, что у меня есть – несколько клиньев и молоток, наполовину разряженная аптечка, нож, ружье и айдим.

Солнце неторопливо, но уверенно опускалось за горизонт. На уступе и так было прохладно, а с приходом ночи мы рискуем замерзнуть насмерть. Энергии курток хватит на подогрев в лучшем случае на пару часов.

Обогреваемая палатка, кольцевик и ближайшая рация находятся в двух километрах от меня по прямой. И сорока метрах вверх. С тем же успехом они могли бы находиться на Илуватаре. Его диск как раз висел посередине западной половины неба, заливая пропасть и склон призрачным голубым светом. Казалось, от него вокруг становилось еще холоднее. Рядом с газовым гигантом плыли сквозь космос крохотные искорки – покрытый океаном расплавленной лавы, опоясавший Илуватар плазменным кольцом Ауле и безжизненный Тулкас, испещренный метеоритными кратерами.

Что делать?

Я уставился на свой айдим. Потом перевел взгляд обратно в небо, на котором уже вспыхивали первые звезды.

Я не могу связаться с прочими разведчиками, но что насчет «Семени»?

Ретрансляционные спутники звездолета имеют достаточно чувствительные антенны, чтобы засечь даже сигнал айдима с поверхности планеты. Собственно, для этого они в том числе и предназначены.

Проблема в том, что на моей широте и «Семя», и выведенные им на яванностационар спутники не восходят над Центральным хребтом. Для связи наша группа пользовалась яванносинхронными ретрансляторами с довольно заметным наклонением орбиты. К несчастью для меня, «Семя» не несло настолько большой запас спутников, чтобы обеспечить нашу группу регулярным доступом к сети. Для срочных сообщений мы пользовались станциями Разведчика-2, но в полноценном инфопотоке то и дело возникали разрывы протяженностью в несколько часов.

Я торопливо залез в перечень запущенных спутников с характеристиками орбит. Увы – ничего хорошего в нем для меня не значилось. Один спутник только что ушел из зоны досягаемости – приди в голову эта идея мне раньше, и я бы мог передать сигнал бедствия через него. Второй должен был пройти надо мной только через семь с половиной часов. К этому времени мы замерзнем насмерть – осенью температура в горах опускалась до десяти градусов ниже нуля.

Даже огорчаться не было сил. Я бездумно смотрел на залитые тьмой горы и долины, слушая свист ветра в ущельях и ощущая, как он норовит выдуть из тела тепло. До последнего старался не включать обогрев, чтобы поберечь энергию. Потом ощутил, что руки начинают коченеть, и все же поднял температуру комбинезона на несколько градусов. Микротермостаты в ткани одежды Алекслава уже давно работали на половинную мощность. Геолог пару раз бормотал что-то неразборчиво, но в сознание не приходил.