class="p1">Вильгельм осмотрел платяной шкаф во второй раз, но снова ничего не нашел. Он не мог скрыться от ощущения собственной бесполезности и решил прилечь, но только засунул руки под подушку, как нащупал бумагу.

Екатерина ему писала. Писала сама, хотя Вильгельм сомневался, что в этом веке люди поощряли такое общение. Почитатель вытащил три письма, связанных тонкой лентой, из-под подушки, развернул одно из них и пробежал глазами по аккуратным, словно по линейке выверенным буквам. Даже такая краткая переписка казалась ему чем-то недопустимым. Все-таки они никем друг другу не были, в этом Почитатель был уверен.

– Порфирий, а Екатерина немногословна, – хмыкнул Вильгельм и взял следующее письмо. Он устроился у изголовья кровати в позе лотоса и читал.

В настоящее время Гаврилова жила у своей тетки, госпожи Щукиной, в Петербурге. Родители ее уехали в Минеральные воды подлечиться и забрали с собой младшего сына Николая. Этого парнишку Вильгельм вспомнил быстро, стоило ему прочесть несколько строк о его здоровье в письме девушки, – Николай, как оказалось, приезжал тоже к нему в поместье с семьей.

– Кажется, у нас неплохие отношения, – сказал Вильгельм, достал из кармана припрятанную баранку и откусил. Крошки посыпались на подушку, и Почитатель небрежно смахнул их на пол. – Как думаешь, легче ведь переманить к себе человека, который тебя хоть немного уважает, и использовать его в своих негуманных целях?

Порфирий смотрел на Вильгельма так, словно из последних кошачьих сил старался не уснуть от скуки.

– Вроде не какая-то буйная девчонка, Порфирий. У женщин было право голоса здесь? Я что-то помню плохо, надо вытащить из картотеки анализ поведения людей за эти годы, почитать. Ванрав должен был и правила этикета расписывать.

Порфирий мяукнул, потянулся и перевернулся на другой бок.

– Надо тебе какое-то имя покороче придумать. – Улыбнулся Вильгельм, а потом опомнился, что делом занимался другим и более полезным. – Потом. Сейчас надо понять, успела ли нагрешить наша куколка.

Нагрешить Гаврилова вряд ли успела. Если верить рассказу посыльного, девушке исполнилось девятнадцать, кавалера у нее не было, а все свободное время она посвящала игре на фортепьяно, шитью и чтению французских романов. Ничего сверхъестественного в этом не было: десятки девушек ее возраста вели такую же жизнь. Но Екатерина Гаврилова, судя по словам Ванрава, была еще и дурацки-доброй, отчего жить ей сложнее. Однако почему Ванрав решил окрестить Екатерину добрейшим на Земле человеком, Вильгельм так и не узнал.

– Я придумаю, как нам ее заманить ко мне в дом, а там уже по ситуации… Или прописать бы план. Облажаться же нельзя, Порфирий? Порфирий!

Кот не обратил внимания на хозяина.

– Ну и валяйся. А я пойду думать дальше, – сказал Вильгельм, вышел на балкон, сгреб поджарившиеся на солнце баранки в карман, отхлебнул чай и посмотрел на лес.

Лес вокруг дома дышал жизнью, шелестел листьями диковинных и привычных для здешней местности деревьями. Озера наводнила рыба, с приездом Эльгендорфа появились лебеди. Лес наполнился криками зверей и птиц, которые до этого плутали по миру в поиске дома.

Вдруг раздался тихий, словно заранее извиняющийся стук в дверь.

– Войдите! – крикнул Почитатель и испугался своего же крика. Комната была небольшая, и любое восклицание казалось громче.

За спиной послышались аккуратные шаги. Кажется, шли на цыпочках, но деревянные полы все равно скрипели. Вильгельм улыбнулся. Он умел ходить почти бесшумно, а люди топали, даже когда старались не тревожить его.

– Добрый день-с. Граф, не желаете выпить чаю? – тихо сказал Дмитрий.

Вильгельм удивился. Он подумал сначала, что за ним пришла Дарья, жена Дмитрия. Все-таки шаги были тихие, словно женские. Но Дмитрий за время работы на Вильгельма, кажется, научился не нервировать хозяина дома.

– Владимир что ли приехал? – усмехнулся Вильгельм и сделал демонстративный маленький глоток остывшего чая из чашки. – Не думал я, что он так быстро наиграется в охотника.

Дмитрий, кажется, испугался. Может, Ванрав и приезжал, может и не приезжал, но что-то о знакомом хозяина дома работники точно знали.

– Ты выпьешь со мной?

Дмитрий, конечно, отказался. Чай Вильгельм пил в одиночестве.

Чай успел остыть, посиделки в одиночестве превратились в ужин, наступил и вечер. Вильгельм, словно соскучившийся по теплоте, решил-таки после еды выпить чай, но допить даже чашку не смог – привкус розовых лепестков в чае показался ему отвратительным. Вильгельм решил обойти дом. Он осмотрел на вишневый сад, белый и сладко пахнущий, черничные кусты, цветы, но остановился именно у роз. Почитатель сел на корточки перед цветами, посмотрел на мощные стебли, густые корни. Обычные розы не такие. Розы – как любовь тонкие, держащиеся на добром слове и осыпающиеся после пары дней жизни в вазе. Эти же розы другие. Они, кажется, не боялись ни времени, ни воздуха. Им, казалось, не знакома смерть.

Вильгельму говорили, что сорт этот он вывел сам. Может, захотел вспомнить, как делал это во времена работы в Академии, может, соскучился по Норрису. Выведение сорта растения – дело долгое и кропотливое, просто так, из скуки, Вильгельм бы делать этого не стал. А вот вспомнить, почему решил заняться садоводством и накрыть сад куполом защиты от погодных невзгод, не мог.

Он обернулся, посмотрел на лес, темный и страшный для многих, и почувствовал, как среди деревьев медленно, затухая после столетий бесконечной работы, медленно бьется сердце, которое отнимет время, зальет кровью и керосином, подожжет и уничтожит человек. Но сейчас лес жил, жил перед Почитателем, не скрывая секретов.

Природа позвала его. Позвала тихо, почти шепотом, но Вильгельм услышал. Ему казалось, что немота иногда красноречивее сказанных вслух слов. Ноги понесли тело к пруду, такое спокойное, гладкое, что Луна отражалась в нем словно в зеркале.

Лес воззвал, будто в надежде унять переживания, забрать тревогу, что поселилась в Вильгельме.

Почитатель подошел к пруду, что сверкал во тьме, опустил в воду сначала одну ногу, затем вторую. Холодность вод не обожгла, не показалась враждебной. Вильгельм ощутил, как тепло обнимает его за ступни, и пошел дальше, не смея остановиться.

Вильгельм дошел до середины пруда и опустил голову. Он был в середине Луны. Вильгельм улыбнулся. Он по-прежнему единственное живое существо, когда-либо ступавшее на поверхность ее больше одного раза. В воде отражались звезды, и Вильгельм лег на них, вытянул руки и ноги и, казалось, стал еще одной звездой, единственной, которая упала на Землю. Но его звезда не принесла благодать – она принесла смерть, но со смертью пришла и жизнь.

Почитатель чувствовал, будто тысячи лет упали с его плеч. Будто здесь, в прошлом, он мог представить жизнь, в которой равновесие еще