Каган приказал остановиться.

Они вдвоем, без охраны, без слуг, пошли к последнему дому кагана, сверху похожему на зубчатое колесо. Теперь дом выглядел иначе. Он походил на огромную белую юрту с двадцатью парадными, украшенными ковровым орнаментом входами.

Вошли в первый, что оказался ближе.

Их лица, их одежда озарились сиянием: просторная круглая палата была сплошь затянута золотой парчой. Стены, потолок, пол… В центре палаты в полу зияла оранжево-красная круглая яма.

– Это очаг? – спросил Баян.

– Очаг!! – вырвалось у кагана, и в этом возгласе был ужас.

В другие помещения они не зашли. Вернулись к лошадям и весь день мчались по степи, в Итиль, да так, словно за ними была погоня.

А в Итиле каган-бек Арпад раскидывал сеть новой интриги – весь груз своего поражения от совсем еще молодого князя руссов переложил на Иосифа: «Талисман счастья Хазарии едва тлеет, нужен новый светоч, новое счастье!»

И было на то похоже. Беды обрушились не только на войско, но и на скот. Зима стояла бесснежная, ветры дули сумасшедшие. Трава смерзлась с землей, ее разве что топором вырубишь. Гибнет скот. Сады гибнут…

Арпад явился к Иосифу, как и подобает рабу – босым, распоясанным. Очищался огнем, лепетал унизительные обязательные речи, но, воссев на трон, по правую от кагана руку, спросил почти злобно:

– Ну что? По тебе твое будущее жилище?

– Оно достойно меня, – ответил Иосиф.

– Тогда что же ты медлишь? Назначай день, когда твоя бренная земная слава станет небесной, вечной.

– День? По закону я могу сначала назначить неделю – для завершения великих дел государства – да взять три дня на устроение души. Потом объявить день поминовения предков. Этот день тоже принадлежит мне. Сполна. До крика петухов. А далее я могу жить без будущего… Когда придут, тогда и настанет последний мой час…

– Чем больше ты проживешь, тем больше ненависти падет на твою голову.

– Я не убавлю отпущенное мне, кагану, Богом и небом время ни на единое мгновение.

– Когда же пойдет счет? – спросил Арпад.

Глаза у него готовы были выстрелить.

Иосиф улыбнулся:

– За что ты меня ненавидишь? Знай, я последнее счастье Хазарии. Меня надо беречь как зеницу ока, дорожить каждым моим дыханием… Но ты упрям, Арпад. Ты живешь – ненавистью. Я назначаю мою неделю на третью неделю месяца шеват. Я исхожу из того…

– На первую! – оборвал Арпад Иосифа. – На первую неделю! Нам надо закопать твой город до прихода половодья… Итак, первая неделя шевата – твоя.

Иосиф грустно покачал головой.

– Ты на две недели убавил свою жизнь, Арпад. – Вдруг положил руку ему на плечо. – Простим друг другу недоброе, осквернявшее наши сердца.

– Простим, – согласился каган-бек.

– У меня к тебе просьба, – сказал Иосиф. – Когда будут убивать близких ко мне людей, сохрани жизнь псалмопевцу.

– Сохраню, – пообещал Арпад, но своему дворецкому, исполнявшему тайные повеления каган-бека, приказал: – Голосистого щенка, любимца Иосифа, кончишь вместе с могильщиками. И брось ты его в одну могилу с каганом. В ноги ему.

Не ведал Баян: с утекающим временем его господина тают и его последние деньки.

Первая неделя месяца шевата все приближалась, приближалась да и наступила.

Иосиф преобразился. Его взоры стали медленными, слова он произносил торжественно, обязав писцов записывать его речи слово в слово.

– Вселенная, – изрекал каган, запрокидывая голову. – Вселенная есть дыхание Бога Творца. Бог сотворил мир за шесть дней. Человеку нужна вся его жизнь, чтобы исполнить свое человеческое дело.

– Жизнь, – продолжал каган, распахивая руки, и потом, соединя пустые ладони, разглядывал их, как младенец. – Жизнь есть миг предстания перед очами Всевышнего. Для человека смерть – седьмой день, вечный день отдохновения.

– Волк, убивающий овцу, греха перед Богом не совершает. Человек, только пожелавший худа другому человеку, – отдает себя во власть ангела погибели Аввадона.

– В нем превосходство иудеев над другими племенами. Таких превосходств двенадцать. Иудеи – избранный народ Бога Яхве. Бог никогда не оставляет иудеев. Даже гневаясь на Израиль за отступничество, Он вновь и вновь дарит его Своими неизреченными милостями и непреходящей любовью. Бог расселил иудеев по всему лону земли, чтобы показать им все дивные страны и получить опеку над множеством племен. Бог дал человеку животных, рыб и землю для кормления, а для кормления иудеев дадены все племена человеческие. Бог дважды рассекал воды, соленые и пресные, чтобы иудеи могли достигнуть земли обетованной посуху. Из этого следует: воды страшны Израилю, но Бог хранит Свой народ. Одни только иудеи кормлены небесной манной, одни только иудеи познали пищу небесную на земле.

Каган приходил в возбуждение, слезы катились из его глаз, круглые и прозрачные, как дождевые капли.

– Господи! Один Ты ведаешь, как я люблю мой народ, бывший от века Твоим. Господи! Одному Тебе известна вся полнота моего служения иудеям и Хазарии… Эй, пишите! Пишите, чтоб потомки повторяли из рода в род. Бог единственное во Вселенной племя очистил от немочи рабства. Одних иудеев Бог учил великим гневом и великими дарами. Иудеям дарован псалмопевец царь Давид, и нет в мире мудреца, превзошедшего мудростью царя Соломона. Никому Бог Яхве не позволял бороться с Собою, но одному только иудею Израилю. Никто из смертных, но один Моисей получил от Бога скрижали Торы[71]. И как бы ни проклинали иудеев иноплеменные, но Христа, почитаемого в Византии и в Риме за Бога, родила иудейка Мария.

Двое суток Иосиф глаголил истины, не отпуская от себя писцов. Разражался мудростью со спального ложа, принимая пищу и даже опражняясь. Видно, что-то плохо прожевал или, увлекшись словесами, переел не в меру, вдруг запоносил, и это его образумило.

Врач унял болезнь очень быстро, и повеселевший Иосиф говорил Баяну, похохатывая:

– Я все о Боге да о Боге, а Он меня и вернул с Небес.

Дни таяли, каган притих, но проводил время как всегда.

– Мудрость не у мудрецов, – шепнул он Баяну. – Мудрость жизни в простоте дней.

Иосифу передали ларец от купечества. В ларце были собраны монеты, какие довелось купцам Хазарии принимать, странствуя с товарами по белому свету.

– Вот самое великое деяние мое! – объявил каган. – Эти монеты – свидетели мирных устремлений Хазарии. Хазария могла бы процветать, торгуя, а не избивая людей. Да благословит Господь всякого, кто взошел на корабль или сел на верблюда, чтобы привезти из дальних стран неведомые товары!