– Он живой там? – горничная ткнула пальцем в сторону кота. Когда она вошла, рыжее тело было в воздухе, мечущееся в попытках лишиться духа. Я кивнула, уже листая страницы книги. – Ох, леди. Неправильная у вас магия какая-то… так животину корёжит…

– А ты много магии видела? – глянула на неё с лёгким интересом, усмехнувшись про себя. Тоже мне, знаток.

– Хозяин никогда…

– Не начинай, Кэйдис. Сто раз говорила: разная магия у нас с хозяином. Я на травах и на зельях специализируюсь, он на мысли. Есть не хочу, иди. Мне нужно завершить обряд.

Слава Матери-Земле, та не стала препираться, не сводя глаз с моей руки, отбивающей дробь карандашом по столешнице, вышла, прихлопнув дверь на прощание.

Ну что ж. Последняя попытка. Уверена, теперь уж точно всё получится.

Мой дружок-фамильяр, вопреки недавней собственной одержимости телом, к постоянному пребыванию рыжим котом оказался не готов. Не удивительно. Как бы хорош ни был кот, Змей – самовлюблённый красавчик-эгоист. Пусть не рассказывает о пользе астральных перемещений и шпионства бесплотным духом. Я более чем уверена – полюбоваться скульптурным блондинистым профилем ему хочется не меньше, чем слетать в Итвоз.

Обряд мы изобрели сами. За основу взяли зелье, то самое, привязки. Заклинание изменила уже семь раз. После каждого неудавшегося обряда переписывала, видоизменяя.

глава 36

Завтра опять нужно покрасить волосы! Они постоянно рыжеют, как только я уже не укрепляла состав краски. Такими темпами я скоро спалю всю шевелюру к демонам!

– И? Читай дальше, – поторопила я Кэйдис, пока сама держу щипцы для завивки.

Вот всем хороша полюбовница супруга (теперь я в этом абсолютно не сомневаюсь. Пару раз, выходя за полночь из лаборатории, я пыталась её найти, прокорма ради. В покои графа, естественно не сунулась, но защита на его покоях, отсутствующая в другое время – наглядное подтверждение. Даже не стану предполагать, чем они там могут заниматься). Так вот, любовница мужа всем хороша, кроме одного – щипцы для завивки в её руках превращают меня в озорного пуделька. Именно так: как можно ухитриться наделать таких бойких кудряшек, пружинящих при каждом моём шаге… Антиталант!

– ... корреспонденту нашей газеты удалось пообщаться с молодой супругой главного ондолийского менталиста. Ваш покорный слуга сражён наповал. Помимо красоты, удивительного чувства стиля, который сочетает в себе нежность молодости и прирождённую изысканность, о которой не зря пишут все газеты Келса, молодая графиня поражает поистине не женским умом, чем заставляет мою голову, припорошённую сединами признать: нужно, друзья мои! Не просто нужно. Необходимо учить таких женщин в университетах! Дать им право говорить и быть услышанными, потому что только так у нас есть шанс не потонуть в собственной ограниченности, и да простят меня, уважаемые читатели, узколобости.

Пока остальные леди ездят около больниц с толпами фотографов, позируя при написании очередного чека, маленькая эстесадская плюмерия* в сопровождении горничной входит под своды боли и скорби, щедро оставляя там собственноручно приготовленные лекарства…”

– Довольно, – отложила щипцы, покончив с мягкими волнами. – Я решительно не понимаю, почему ты не можешь сделать так сама?!

– Миледи, мне нужно потренироваться ещё!

– Чем ты и займёшься, когда мы вернёмся! – взглядом указала на доставленную по моему заказу болванку для причёсок. – Ну что? Не будешь же ты и теперь утверждать, что всё это случайность?

Это я уже об утренней газете.

Всё началось на следующий день после моего визита во дворец. Почти все ежедневники Келся объявили о нашем браке, приложили и фотокарточки, где мы с супругом направляемся к дому…

Теперь статья обо мне появляется ежедневно то тут, то там. Как красива и изящна молодая графиня; как умна и образована – дали интервью мои профессора; как изысканна и утончённа, что её высочество Фейт обожает свою новую подругу – без интервью, только наш совместный снимок на прогулке. И тому подобные ежедневные оды, которые радуют графа, но заставляют задуматься меня.

– Его милость здесь точно не причём. Я узнавала. Он уверен, что такая публичность и известность на пользу вам обоим…

– Тешит своё эго! – я не удержалась от шпильки, теребя нитки жемчуга, тянущиеся паутинками от горла к краю белоснежного платья.

– Миледи! Заботится о вашей общей репутации!

– Конечно. Пусть заботится. Только помяни моё слово: это всё кому-то нужно. Пока это мне на руку, да. Но что, если завтра настроение этого газетного кукловода изменится?

Кэйдис, уязвлённая до глубины души моим пассажем в адрес Дортконда, отвечать не стала. Но это и не требуется. Змей, оставив тело кота почивать, уже отправился на поиска господина Анастаса Ситары. Самого острого и едкого пера Келса. Именно он, вышеупомянутый господин, первым привлёк внимание общественности к моей персоне. И я намерена узнать кому и зачем это нужно.

Страшно? – Положительно да. Но этот страх перед неизвестным марионеточником отзывается внутри бесшабашной смелостью, дерзостью даже. Хочется проверить, выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы узнать – как тогда отреагирует пресса?

*Плюмерия – цветок южных островов. У некоторых народов плюмерия – символ бессмертия, у других – вожделения.

Не будь у меня клеймённой силы, и всего пережитого за последний месяц ужаса, возможно, я бы и пошутила. Но не теперь.

– Признаться, я так голодна, съела бы целого быка, – я хихикнула под ухо Фейт, прижимая покрепче её руку.

– Но… что же делать? Может попросить еды у охраны?

– Есть идея получше: как на счёт летнего кафе? Я видела где-то недалеко.

– Потрясающе! Я обожаю кафе. Пойдём же поскорее…

Воодушевившись, её высочество было потащила меня, как остановилась:

– Только… как же мы пойдём сами? Нужно позвать кого-то из сопровождения… мужчину.

– Брось эти глупости! Неужели мы чаю сами не в силах заказать? Пошли. Будет весело!

И было весело. Пока мы шли быстрым шагом, стараясь не бежать. И когда заняли пустующий столик на улице. Мы всё ещё посмеивались, когда на нас косились с соседних столов – мужчины и пары с женщинами.

Когда гарсон* прошёл мимо нас в третий раз – стало совсем невесело. И если я пыталась храбрится, то Фейт уже почти плакала, прося меня уйти. Очевидно же, что женщин без сопровождения обслуживать здесь не станут.

Очевидно. И очень неприятно.

– Любезный! – в который раз я подняла руку, но немолодой официант, встретил мой взгляд и,