– Я его прекрасно помню. Не трудись! – нахмурился Череп.

– Тогда прошу, освежи мне память, будь так любезен. Ну, давай! Глава о разрешении спорных вопросов между бандами, находящимися на воинской службе у одного нанимателя.

– Это еще зачем? Клянусь морским змеем, уж не задумал ли ты… Хм…

– Вижу, ты догадался. Ты всегда был сообразительным мерзавцем, Череп.

Кир, чувствуя, что явно чего-то недопонимает, повернулся к Мудрецу:

– О чем это они? Растолкуй, пожалуйста!

Верзила вздохнул:

– Что за молодежь пошла?

– Вот-вот! – подхватил седой морщинистый вояка, который отзывался на не вполне приличное прозвище Почечуй[Почечуй – геморрой (устаревш.).]. – В «Уложение Альберигго» и краем глаза не заглядывали, а туда же – в наемники рвутся…

– Ну, все-таки… – настаивал Кирсьен.

– Поединок, – коротко бросил Мудрец.

– Между Кулаком и Черепом? – удивился молодой человек, но старшие наемники отмахнулись от него, прислушиваясь к беседе кондотьеров.

Джакомо расправил гриву рыжего, похлопал скалящегося и косящего глазом коня по шее. Оглянулся на своих. Хитро прищурился.

– Я хорошо помню уложение… Поскольку дело касается не только нас двоих, а наших банд целиком, то и решать его должны не мы с тобой.

Наемники загудели. Кто-то с возмущением, но большая часть одобрительно. Видно, устав неведомого Альберигго здесь чтили едва ли не наравне со словом Триединого, а то и с большим почтением.

– Трус! – выплюнул через лишенную резцов верхнюю челюсть Почечуй.

– Хитрюга, – поправил его Мудрец. – Камышовый кот.

– Дело касается и нас тоже, – возразил лысому кондотьеру седобородый. – Или ты хочешь спрыгнуть с крючка после всего, что наговорил здесь? По четыре бойца от каждой банды и мы с тобой. Согласен?

– Нет. Не согласен. Видишь ли, у меня имеются виды на эту войну. Вот после… После я готов дать тебе удовлетворение на любом оружии, о котором договоримся.

– А если тебя убьют?

– Ха! – Джакомо пожал плечами, отчего Киру снова показалось, что кольчуга вот-вот лопнет. – Я же не переживаю, что тебя убьют. Встретимся в Преисподней. Ты же так настойчиво звал меня туда.

– Не звал, а посылал. Почувствуй разницу… – Кулак чуть подтолкнул коня правой шпорой, разворачивая его к строю боком. Оглядел своих людей. – Хорошо! Во имя братства кондотьеров и согласно «Уставу Альберигго» я выставлю пять бойцов! Когда назначим, а, Череп?

– Да прямо сейчас! – Лысый повернул свою сверкающую на солнце голову к своим. – Так, парни?

– Та-ак!!! – дружно проорала сотня глоток.

– Хорошо, – кивнул седобородый. – Огородим площадку немедленно. Пять на пять плетров[Плетр – мера длины, двадцать шагов; приблизительно 30 м. ] хватит?

– С избытком. Кто наблюдает?

– Мы с тобой.

– А еще?

– Ладно… – Кулак задумался на мгновение. – От моей банды – Пустельга и Мелкий.

– Я знаю их. Годится, – согласился Череп. – От меня – Мигуля и Трельм Зубан.

– Я знаю их. Годится, – проговорил Кулак, и Кир предположил, что эти слова являются ритуальной фразой. – Бой пеший?

– Пеший. Что попусту коней гонять?

– Я тоже так думаю.

– До смерти?

– Как хочешь.

– До смерти лучше… – потер лоб Джакомо. – До смерти!

– Но тяжелораненых не добивать.

– Мы ж не дроу! – оскалился Череп.

Краем уха Кир уловил, как защелкал Белый. Теперь на месте Джакомо тьялец здорово поостерегся бы поворачиваться к дроу спиной. Стрела, выпущенная из длинного лука остроухих, пробивает не только кольчугу, но и кованый нагрудник, и ясеневый щит.

Кулак, видно, о том же подумал. Глянул на Черепа едва ли не жалостливо, как на увечного или неизлечимо больного. Отвернулся.

– Спе-ешиться! – протяжно выкрикнул кондотьер.

Кир спрыгнул на землю, присел разок, чтобы размять ноги.

Пустельга и Мелкий подбежали к предводителю и о чем-то горячо заспорили, размахивая руками.

Отряды наемников разошлись в разные стороны от дороги. Командиры десяток назначали коневодов, которые с недовольными гримасами принимали поводья из рук остальных. Еще бы! Наблюдать поединок хотелось всем.

– Ты! – ткнул Почечуй пальцем в грудь Кирсьена. – В коневоды!

– Слушаюсь! – по-военному четко ответил молодой человек, подумав про себя: «Чтоб тебя подняло и шлепнуло! Другого не нашел, пенек старый!»

– Погоди! – остановил его голос Кулака. – Ты мне нужен, малыш!

– Эй, а как же коневоды?! – возмутился Почечуй.

– А мне что за дело? – без обиняков заявил кондотьер. – Хоть сам иди! И вообще, кто тут главный?

Кир со вздохом облегчения передал поводья старику и пошел с Кулаком.

– Чем помочь надо? – спросил он на ходу.

– Да ерунда, – беспечно отозвался Кулак. – В забаве поучаствовать хочешь?

– В какой? – холодея, проговорил молодой человек.

– А сталью помахать.

– Но я…

– Ты, никак, испугался? – Седобородый замедлил шаг. – Если что, ты скажи…

– Я не испугался! – вскинул подбородок бывший лейтенант. – Просто… Неужели не нашлось более умелого?

– Ну, если дело только в этом! – Кулак хлопнул его по плечу. – Не скромничай, малыш! Поверь, я видел многих бойцов. Ты не ударишь в грязь лицом. Не бойся, я приготовил для тебя достойную компанию.

Они подошли к ровной площадке, на которой Мелкий, Пустельга и два незнакомых тьяльцу мордоворота – очевидно, наблюдатели от банды Черепа – растягивали бечевки между вбитыми в дерн кольями. Есть ли между деревяшками пять плетров, или нет, Кир не сумел оценить.

На обочине тракта деловито разминался Мудрец. Приседал, смешно вытягивая руки вперед, наклонялся вправо-влево, вперед, дотрагиваясь пальцами носков сапог, размахивал руками, удивительно напоминая мельницу-ветряк.

Неподалеку стоял, опираясь на тяжелый топор, Коготок.

Огузок подгонял ремни небольшого круглого щита, украшенного в центре шипом. Рядом с ним лежала двулезвийная секира. Одноручная. С граненым противовесом и шипом, выступающим за полумесяцы лезвий на добрых пол-локтя.

Четвертого воина Кир прежде видел лишь мельком. Светловолосый толстогубый парень напомнил ему того студента, с которым тьялец сцепился в «Розе Аксамалы». Наверняка северянин. Кир подумал, что северян терпеть не может и вряд ли когда-нибудь полюбит. В руках белобрысый держал копье, длиной в пять локтей, из которых один приходился на наконечник – вытянутое листовидное лезвие с заостренными отростками по бокам. Корсека. Ею можно и колоть, и рубить, и отвести вражеский клинок, поймав его между основным и вспомогательным остриями.