Королевский двор ликовал: провансальская принцесса отказала германскому королю Конраду IV Гогенинауфену и двум пожилым вдовцам — Хайме Арагонскому и Раймунду VII Тулузскому и выбрала Францию!

Шарль был суровый, угрюмый, всегда погруженный в честолюбивые замыслы человек. Его детство пришлось на то бурное время, когда мать подчиняла своей власти непокорную знать Франции. В силу этого он был полностью передан на попечение воспитателей и с юных лет привык полагаться только на себя. Он унаследовал свойственный его семье аскетизм и присущую матери энергию. Он очень не любил шумные забавы, мало говорил, почти никогда не улыбался; не понимал, как люди могут восхищаться такими бреднями, как сказки трубадура, или такими тупостями, как кривляние жонглера. Он презирал даже охоту и еще ниже ценил музыку, без которой не могли жить на юге; мандолина и арфа в его тазах были ничтожнее сломанной прялки. Образом жизни он походил на монаха и был достаточно энергичен, чтобы заставить подданных жить по его представлениям. Несмотря на религиозность, он был далеко не чужд алчности и другим обычным человеческим недостаткам.

Не обремененный любовью семьи, Людовик Святой, очередной раз вопросив свою совесть, признавал, что из трех своих братьев он меньше всего привязан к младшему — Шарль отнюдь не был лишен материальных благ и в 20 лет вступил во владение богатыми апонажами Анжу и Мэн.

Общеизвестна ненависть королевы Маргариты к Шарлю Анжуйскому. Трудно сказать, из-за чего возникла вражда. Очевидно одно: она ненавидела его яростно. Возможно, эта ненависть была обусловлена имущественными притязаниями. Младшая сестра Маргариты Беатриче принесла огромное наследство в качестве приданого Шарлю, в то время как доли старших сестер еще не были выплачены полностью. Уже одно это могло возбудить зависть. Но две другие сестры, Санча и Элеонора, тоже обделенные отцом, столь неистовых чувств не испытывали. Должно быть, для ненависти имелась какая-то личная причина. Но в 1234 г., когда Маргарита прибыла во Францию 14-летней девушкой, Шарлю было только 8 лет. Может быть, он выстрелил в нее из рогатки?

Лишенный сантиментов Шарль вскоре испортил отношения и со своей тещей, стареющей красавицей Беатрисой Савойской. Причина была проста: имущественный спор. Беатриса требовала от него возвращения своего вдовьего наследства. В результате сложных переговоров, изощренных поединков юристов обеих сторон и резкого высказывания взаимных претензий граф вынужден был пойти на компромисс, уступив Беатрисе Форкалье и третью часть доходов от Прованса. Это половинчатое решение не устроило никого. Неминуемо ухудшились отношения между тремя провансальскими принцессами и их младшей сестрой Беатриче как женой и сторонницей ненавистного Шарля. Лишь в 1256 г. вдовствующая графиня согласилась отказаться от своих претензий на Прованс, и то только потому, что Людовик IX пообещал сам выплачивать ей требуемые суммы.

Впоследствии Маргарита готова была отдать завещанное ей матерью провансальское наследство дому Габсбургов, лишь бы ничего не досталось Шарлю. Когда тот оправился на завоевание Сицилии, папе пришлось долго уговаривать Маргариту не чинить деверю препятствий, чтобы тот мог сокрушить Манфреда Гогенштауфена.

Однако и наиболее щедро одаренная отцом богатствам младшая сестра Беатриче имела повод для зависти: ее сестры носили королевские короны: французскую, английскую, римскую — а она была всего лишь графиней! Однажды на пиру ей с мужем пришлось сесть за стол не вместе с королевами, а на место для людей более низкого звания, и это горько ее обидело. Пожалуй, лишь прозябание на низком табурете в ногах сестер-королев вызывало у этой достойной женщины слезы ярости. В остальном она была безупречна. Шарль вполне разделял чувства жены и, должно быть, выступал первой скрипкой в этом дуэте недовольных. Он претендовал на особую роль в семье, поскольку единственный из братьев родился в то время, когда его отец уже был королем. Это давало ему преимущество, высоко ценимое в феодальном мире, и побуждало искать для себя более высокого положения.

Святая земля терпела притеснения от неверных. Владения христиан сокращались, как шагреневая кожа. Несколько важных портовых городов еще удерживались крестоносцами, но уже наступала агония крестоносных государств. Единственным и последним оплотом латинской, а с нею и под ее покровом вообще европейской культуры на Востоке оставался Кипр, где правили короли из династии Лузиньянов, родственники графов Шампани.

Выступление французских рыцарей в 1235 г. под знаменем Тибо Шампанского окончилось позорной неудачей. Свары и несогласия между крестоносцами, ставшими участниками противостояния тамплиеров и госпитальеров, привело к печальным результатам. Были убиты множество знатных рыцарей, в том числе граф Барский. Еще большее количество воинов попало в плен во главе с графом де Монфором. При раздорах, которые разделили крестоносцев на два враждебных лагеря, король наваррский и герцог Бретонский со своими людьми сели в Акре на корабль и отплыли домой.

Возвращение графа Тибо оказалось совсем некстати королеве Бланке. С трудом сдерживала она порывы любимого сына, одержимого мыслью о подвигах во имя веры. Ссылками на судьбу графа, который уплыл в Заморье и просто-таки пропал без вести, до поры ей удавалось пресекать опасные мечтания короля. Теперь же ничто не мешало Людовику отдаться всем своим существом подготовке нового крестового похода.

По рассказам современников, победив смертельный недуг, король дал обет отправиться в Святую землю. Поднявшись с ложа болезни, он собственноручно делал из ткани кресты и нашивал их на рукава приближенных, побуждая колеблющихся к духовному подвигу.

В этом единственном вопросе он не находил взаимопонимания с королевой Бланкой.

Хотя Бланка иногда играла мыслью — но крайней мере, ее озвучивала — удалиться от двора и от государственных дел, отказаться от общения с сыном, самым любимым существом, затвориться в монастыре, посвятить остаток жизни Богу, на самом деле такие сентиментальные глупости ее никогда не увлекали. Иначе с ее решимостью и силой воли она уже давно поставила бы на своем. Теперь перспектива разлуки с сыном приводила ее в ужас; она рыдала о нем, словно о мертвом.

И народ был опечален: словно дети без отца, французы боялись остаться без короля. Французская знать часто причиняла беспокойство короне, но простые люди всегда приветствовали и по мере сил поддерживали королевскую власть.

Людовик, по дошедшим до нас единодушным отзывам современников был благородным, великодушным, отважным и вместе с тем мягким человеком, абсолютно правдивым и не способным ни на какой обман, даже если это могло принести ему пользу. Однако все слащавые и поучительные рассказы о Людовике появились только после его отнюдь не героической смерти в Крестовом походе. Свидетельства принадлежат клирикам разного, порой очень высокого ранга, его приближенным, родственникам. Сбором подобных воспоминаний занималась специальная комиссия, состоящая из высших представителей духовенства. Эта комиссия и папа решали, достоин ли претендент канонизации.

Существует много мнений относительно нравственного значения в ту суровую эпоху личности и характера Людовика IX. В основном, они восторженны и, по существу, являются панегириками. Однако встречаются и иные, более трезвые. «Он всегда был готов жертвовать Церкви всеми земными интересами. Он выражал собою только идеалы Средних веков; в его облике не отразилось ни одной черты нового времени. Он не внес ничего нового ни в историю человечества вообще, ни в государственную жизнь Франции в частности. Причиной его известности, обаяния его имени в потомстве было то, что он в замечательной гармонии воплотил в себе много лучших сторон минувшего. Он не обладал организаторскими способностями и ради небесного воздаяния жертвовал земными выгодами Франции. Самопожертвование, аскетизм, страх греха были стимулами его существования». «Воспитанный властной матерью, запугивавшей ребенка дьяволом, король прожил жизнь с двойной манией преследования: он боялся греха так же, как боялся смерти, и все 56 лет его мучил страх умереть, в то время как он совершает неправедное дело». Сколько бы ни говорили о роли Людовика в истории величия Франции, беспристрастный взгляд увидит лишь слабое существо под рукой у сильной матери. Его отличали твердость в выполнении принятых решений — верных или не очень — и религиозный фанатизм, доходивший до смешного. Святым отцам в Руайомоне стоило многих трудов отвратить короля от намерения постоянно сзывать всех монахов, для того чтобы омыть им ноги. Король очень любил рыбу, но из воздержания ел только мелких рыбешек, веля отдавать больших беднякам. Если случалось засмеяться в пятницу, его охватывала смертельная тревога. Уже в агонии он отказался выпить гоголь-моголь, которого страстно хотел, потому что день был постный.