– Куда? – поинтересовалась Ханна, аккуратно уклады­вая пакеты в багажник.

– К своему любовнику, я в этом не сомневаюсь. От неожиданности Ханна выпрямилась.

– Так она тебе сказала? Я думала, ты разозлишься… Анна пожала плечами:

– Нет смысла. Чего нельзя вылечить, придется вытер­петь. Слышала такую поговорку?

– Ты не перестаешь меня удивлять, мама, – призналась Ханна. – Стоит мне только решить, что я знаю, как ты про­реагируешь, так ты поступаешь совсем по-другому.

– Например?

– Например, ты сказала Мэри, что у меня все в жизни прекрасно и что ты мною гордишься… – Она замолчала, уже жалея, что начала весь этот разговор.

– А разве ты не знала, что я тобою горжусь? – резко спросила Анна. – Горжусь тем, что ты сумела выбраться от­сюда и наладить свою жизнь? Думаешь, мне самой не хоте­лось сделать то же самое, если бы я могла? Конечно, я тобой горжусь, вот только ты этого никогда не замечала.

– Ты всегда так сурово со мной обращалась, – возразила Ханна. – Любимчиком был Стюарт.

Мать фыркнула:

– Парни всегда будут любимчиками, так уж жизнь уст­роена. Они – мужчины и в жизни получают то, к чему стре­мятся. А если женщина добивается того, чего хочет, ее счита­ют старой девой, которой просто не повезло подцепить муж­чину. Стюарт не нуждался в помощи, а тебе она была нужна. Иначе бы ты выросла мягкотелой. Я сурово с тобой обраща­лась, потому что хотела, чтобы ты стала жесткой и не попала в ту же западню, что и я.

– Вот как.

Они немного постояли. Анна никогда не была ласковой, не любила целоваться и обниматься, но сегодня Ханна решила забыть об этом. Она крепко обняла мать и прижала к себе. Анна расслабилась и оставалась в объятиях дочери с минуту.

– Тебе лучше ехать, – хмуро сказала она. – Сегодня все будут возвращаться домой, так что стоит выехать пораньше.

– Еду, – улыбнулась Ханна. – Звони мне, хорошо?

– Тебя никогда нет! – сказала Анна. – Постоянно где-то бродишь. И правильно делаешь.

Дорога домой короче не показалась. Ханна ехала, и серд­це ее пело. Она чувствовала себя так, будто родилась заново. Что с того, что Феликс не умеет держать слово? Это его про­блема. Ей он не нужен. Она сильная и умная. Что актеру и плейбою делать с такой женщиной?

Ханна начала заново планировать свою жизнь. Пора пус­кать корни, покупать дом. Если бы она не промотала все свои заработки на шикарные платья для тусовок, чтобы Фе­ликс мог ею гордиться, у нее были бы сейчас деньги на пер­вый взнос. Что же, она снова накопит денег! Она сделает ка­рьеру, у нее будет собственный дом и независимость. А Фе­ликс путь пойдет и повесится!

Эмма так и не поняла, каким образом Кирстен удалось отговориться от рождественского ужина. Но Джимми пребы­вал в полной уверенности, что его любимая дочь больна и не может оставить постель ради куска фаршированной индейки и укрепления семейных уз.

– Бедняжка, она так устает, – сказал он, вешая трубку и возвращаясь на кухню, где Эмма с прилипшими ко лбу воло­сами, наверное, уже в десятый раз переворачивала индейку и поливала ее жиром. – Знаешь, что я думаю? – Джимми под­мигнул жене: – Кирстен беременна! Она пока ничего не го­ворит, но я уверен. Она рассказывала, что ее тошнит.

Он весь раздулся, как жаба, от гордости, и Эмма резко за­хлопнула дверцу духовки. Она была абсолютно уверена, что беременностью там и не пахнет. Скорее вчерашнее похмелье. Каждый год накануне Рождества Кирстен с группой старых друзей направлялись в бар «Подкова», где бурно проводили время за коктейлями из шампанского. Затем ехали к кому-нибудь домой, где веселье продолжалось до утра. Одного из невезучих назначали водителем, и он развозил пьяных собу­тыльников по домам. Обычно короткую соломку вытягивал Патрик.

Эмма готова была прозакладывать свой новый лиловый мохеровый свитер, который Пит подарил ей на Рождество, что сестра ее сейчас валяется в кровати, пьет сельтерскую воду и стонет, что никогда больше не прикоснется к коктей­лю. Зараза!

Эмма всей душой ненавидела эти рождественские вечера у родителей, куда также приглашалась их старая тетка и хо­лостой брат Джимми Юджин. Эмма боялась, что это и без того мучительное предприятие будет еще тяжелее перенести в этом году. Правда, мать вела себя вполне нормально пос­ледние несколько недель, но Эмма понимала, что это лишь дело времени, а предпраздничные хлопоты вполне могли вы­звать новый приступ.

Анна-Мари обычнЪ заказывала все заранее, за месяц до Рождества, но на этот раз она ничего не сделала, и Эмме пришлось бегать по магазинам чуть ли не в последний день. Она очень надеялась, что Кирстен ей поможет, но не тут-то было.

– Я позвоню Патрику, – внезапно сказала она. – Спро­шу, как Кирстен. Ты ведь знаешь, она настоящий ипохонд­рик. Наверняка у нее простой насморк.

– Не вздумай! – прорычал отец. – Бедная девочка боле­ет, а тебе просто не хочется помогать матери готовить ужин. Лень, вот в чем все дело.

Эмма открыла было рот, чтобы возразить, сказать, что все готовит она, но увидела лицо Анны-Мари, на котором было написано смятение, и прикусила язык. В одной руке мать держала банку с бобами, а в другой – сбивалку для яиц и пыталась этой сбивалкой открыть банку.

– Ладно, папа, – пробормотала Эмма. – Я не стану зво­нить Патрику. Ты прав. – Она осторожно взяла банку и сби­валку из рук матери. – Мам, ты все уже сделала. Не хочешь посидеть и поболтать с тетушкой? Я принесу вам шерри, и вы сможете послушать хоралы по телевизору.

Оставив их в гостиной, Эмма пошла на кухню и оттуда позвонила Питу домой. Он собирался ужинать со своими ро­дителями. Обычно они проводили Рождество по очереди с одной из семей, но в прошлом году пообещали друг другу, что нарушат традицию и останутся ужинать в своем собст­венном доме. Все могло бы получиться, потому что родители Пита прекрасно понимали сына. Зато Джимми О'Брайен вы­разил недовольство.

– Пусть Пит тоже сюда приходит, – распорядился он, – вот и будете вместе.

– Не в этом дело… – пыталась объяснить Эмма. Напрас­но старалась. Чтобы облегчить себе жизнь, она снова пошла на компромисс.

– Привет, Пит, – сказала она в трубку, жалея, что его нет рядом.

– Привет, милая, – отозвался он. – Жаль, что тебя здесь нет. Я скучаю.

– Не надо! – простонала она. – Я сама не могу дождать­ся вечера. Ты уверен, что твоя мама не станет возражать, если я появлюсь позже?

– Да нет, она ужасно хочет тебя видеть. Она сказала мне, какой приготовила тебе подарок. Уверен, ты будешь в вос­торге.

Эмма ничего не могла поделать, на глаза навернулись слезы. Как бы ей хотелось оказаться сейчас с Питом на кухне у Шериданов! За стол они обычно садились в половине шес­того. В доме редко бывало спиртное, но этой дружной семье не требовалась ни выпивка, ни телевизор. В родительском же доме Эмме больше всего нравилось время после ужина, когда все, изрядно выпив, садились перед телевизором смотреть какой-нибудь фильм. На время воцарялся мир. Она мечтала об этих двух часах покоя, но прежде надо было пережить ужин.