черных латах

С крестами в десяти местах.

Сидит надменно, как на пире,

Поставив черный шлем в ногах

И по-хозяйски растопыря

Ступни в железных башмаках.

Ему легко далась победа,

Был мор, и глад, и недород.

На Новгород напали шведы,

Татары были у ворот.

Князек нашелся захудалый,

Из Пскова к немцам прибежав,

Он город на словах отдал им,

За это стол и кров стяжав.

Когда Изборск был взят измором

И самый Псков сожжен на треть,

Нашлись изменники, которым

Не дало вече руки греть.

Былого лишены почета,

Они, чтоб власть себе вернуть,

Не то что немцам – даже черту

Могли ворота распахнуть…

Ливонец смотрит вниз, на вече,

На черный плавающий дым.

Твердило – вор и переветчик –

Уселся в креслах рядом с ним.

Он был и в Риге, и в Вендене,

Ему везде кредит открыт,

Он, ластясь к немцу, об измене

С ним по-немецки говорит.

Он и друзья его просили

И просят вновь: собравши рать,

Должны ливонцы пол-России

В ближайший месяц отобрать.

Но рыжий немец смотрит мимо,

Туда, где, свесившись с зубцов,

Скрипят веревками под ними

Пять посиневших мертвецов.

Вчера, под мокрый вой метели,

В глухом проулке псковичи

На трех ливонцев налетели,

Не дав им выхватить мечи.

Но через час уже подмога

Вдоль узких уличек псковских

Прошла кровавою дорогой,

Топча убитых и живых.

Один кузнец, Онцыфор-Туча,

Пробился к городской стене

И вниз рванулся прямо с кручи

На рыцарском чужом коне.

За ним гнались, но не догнали,

С огнем по городу прошли,

Кого копьем не доконали,

Того веревкой извели.

Они висят. Под ними берег,

Над ними низкая луна,

Немецкий комтур Герман Деринг

Следит за ними из окна.

Он очень рад, что милосердный

Любезный рыцарский господь

Помог повесить дерзких смердов,

Поднявших руку на господ.

Они повешены надежно,

Он опечален только тем,

Что целый город невозможно

Развесить вдоль дубовых стен.

Но он приложит все усилья,

Недаром древний есть закон:

Где рыцаря на пядь впустили,

Там всю версту отхватит он.

Недаром, гордо выгнув выи,

Кривые закрутив усы,

Псковские топчут мостовые

Его христианнейшие псы.

Глава третья

…а инiи Пльсковичи вбъжаша въ Новъ городъ съ женами и съ дътьми…

Новгородская Первая Летопись

Уйдя от немцев сажен на сто,

Онцыфор, спешась, прыгнул в лес,

По грязи, по остаткам наста

С конем в овраг глубокий влез.

Он мимо пропустил погоню,

И конь не выдал – не заржал.

Недаром в жесткие ладони

Онцыфор храп его зажал.

Скорее в Новгород приехать!

Без отдыха, любой ценой!

Пусть длинное лесное эхо

Семь суток скачет за спиной!

Еще до первого ночлега

Заметил чей-то синий труп

И под завязшею телегой

Уже распухший конский круп.

Потом телеги шли все чаще,

И люди гнали напролом

Сквозь колкие лесные чащи,

Сквозь голый волчий бурелом.

Бросали дом и скарб и рвались

Из Пскова в Новгород. Всегда

Врагам России доставались

Одни пустые города.

На третий день над перевозом

Он увидал костры, мешки

И сотни сбившихся повозок

У серой вздувшейся реки.

Все ждали здесь, в грязи и стуже,

Чтоб лед с верховий пронесло.

Онцыфор снял с себя оружие,

С коня тяжелое седло.

На мокрый камень опустившись,

Стянул сапог, потом другой

И, широко перекрестившись,

Шагнул в волну босой ногой.

От стужи челюсти стучали,

С конем доплыл до скользких скал.

С другого берега кричали,

Чтоб в Новгород скорей скакал.

От холода себя не помня,

Он толком слов не расслыхал,

Но в знак того, что все исполнит,

Промокшей шапкой помахал.

Сквозь дождь и град, не обсыхая,

Онцыфор весь остаток дня

Гнал в Новгород, не отдыхая,

От пены белого коня.

Под вечер на глухом проселке

Среди затоптанной земли

На конский след напали волки

И с воем по следу пошли.

Но конь не выдал, слава богу,

Скакал сквозь лес всю ночь, пока

Не рухнул утром на дорогу,

Об землю грохнув седока.

Хозяин высвободил ногу,

Дорогу чертову кляня,

Зачем-то пальцами потрогал

Стеклянный, мокрый глаз коня.

Была немецкая коняга,

А послужила хорошо…

И запинающимся шагом

Онцыфор в Новгород пошел.

Да будь хоть перебиты ноги,

В дожде, грязи и темноте

Он две, он три б таких дороги

Прополз молчком на животе.

Был час обеденный. Суббота.

Конец торговле наступал,

Когда сквозь Спасские ворота

Онцыфор в Новгород попал.

Крича налево и направо,

Что псам ливонским отдан Псков,

Он брел, шатаясь, между лавок,

Навесов, кузниц и лотков.

И, наспех руки вытирая,

В подполья пряча сундуки,

В лари товары запирая,

На лавки вешая замки,

Вдоль всех рядов, толпой широкой,

На вече двинулись купцы,

Меньшие люди, хлебопеки,

Суконщики и кузнецы.