Сразу за дверью начинался дортуар[18] с множеством кроватей, больше половины из которых были заняты. Здесь не топили, а в воздухе стоял тяжелый запашок лекарств и болезни. Вдоль стены тянулась длинная очередь из черни. Она оканчивалась у ширмы, за которой врач осматривал пациентов.

Я не надеялся нагнать культистку — с момента, когда женщина вошла в больницу, прошло уже больше десяти минут, но мне повезло. Подруга Гарутти по Ордену стояла у ширмы, беседуя с монахиней из обители Дочерей Милосердия — серое платье, черный платок с вышитым перевернутым треугольником.

Еще не успел придумать, как бы подобраться поближе, когда монахиня повернулась к очереди и объявила, что доктор осмотрит еще пятерых, а остальным лучше прийти завтра. Эта новость вызвала глухой ропот среди пациентов.

— А чего бы госпоже хирургу не взглянуть на мою ногу, раз уж она здесь? С утра жду, — преувеличенно громко возмутился громила, сидевший, привалясь к стене, у самого входа. Одна штанина у него на ноге была обрезана у колена, голень прикрывала тряпица в бурых пятнах.

— Доктор Каррингтон сегодня не работает, — слова монашки вызвали еще одну волну ропота. Недовольные пациенты потянулись к выходу. Вместо того, чтобы последовать их примеру, я углубился в коридор за культисткой.

Шитая белыми нитками история, которую я собирался рассказать, оказалась не нужна. Доктор Каррингтон и по коридорам больницы маршировала, как по улице, не оглядываясь.

Женщина дошла до двустворчатых дверей в конце коридора, размерами больше напоминавших замковые ворота. Сходство усиливалось за счет каменной гаргульи, сидевшей у входа. Она вложила руку ей в пасть, и глаза статуи на долю секунды полыхнули синим, а дверь приоткрылась.

Я еле сдержался, чтобы не выматериться. Вот так вот! Двери с потомком Кербера на человеческой половине мира? Откуда?

Она зашла внутрь, и дверь захлопнулась. Глаза каменного сторожа погасли, сейчас он снова казался обычной статуей.

Их называют «дети Кербера», что является скорее метафорой, чем отражением реального родства. Големы, заклятые на распознание и охрану, — ничего особенного, кроме того, что секрет их создания давно утрачен. Немногие «детки», что смогли пережить своих творцов, сейчас караулят входы в княжеские покои фэйри. У Исы, например, есть один.

Нет, вряд ли поклонники Черной сумели изготовить нового голема. Скорее им просто удалось где-то раздобыть и подчинить одного из неупомянутых в летописях сторожей.

Отлично, это избавляет от вопроса «Где искать дальше?». Голем — как светящаяся в ночи табличка со стрелочкой «Все самое ценное — здесь». Но плохо, что проникнуть внутрь незаметно не получится. Каменному сторожу вряд ли придется по вкусу моя кровь.

Я решил не искушать дальше судьбу. Еще выйдет кто-нибудь спросить, какого гриска тут слоняюсь. В то время как в доме мейстера Гарутти моего внимания ждут четыре трупа.

И много, очень много пищи для размышлений.

Франческа

Я заплетаю косу, гадая, есть ли на Изнанке прачки. У меня не осталось чистых платьев, надо бы что-то сделать с этим.

Он стучится и заглядывает внутрь, не дожидаясь моего разрешения.

— Меня не будет до вечера, сеньорита. Ведите себя хорошо и постарайтесь не попасться на глаза Фергусу.

И исчезает прежде, чем я успеваю что-то ответить. Слышно, как за стеной хлопает дверь.

Ну конечно! Я же вещь, домашнее животное, бессловесная скотина. Кого волнует, что я собираюсь сказать?! Или что я могу быть не одета!

Хочу засов в свою комнату! Чтобы он не смел вторгаться в любой момент, когда пожелает!

Бормоча сквозь зубы нелестные слова в адрес мага, надеваю все то же темно-синее платье из шерстяного муслина. Оно меньше прочих нуждается в стирке.

А еще я заметила, что оно не нравится Элвину. Смешно, но мне хочется хоть так досадить ему.

В моих покоях большое зеркало. Смотрю на женщину в нем. У нее зло сощуренные глаза, губы сжаты в тонкую нитку.

И ошейник на шее, как у скотины.

Ужас, во что я превратилась. Во что он меня превратил! Я ведь никогда не была такой.

Я должна сбежать, должна освободиться от его власти. Пока от той, прежней, Франчески еще осталось хоть что-то.

Для этого надо узнать как можно больше о моем хозяине.

Ответом на мои мысли из соседней комнаты доносятся шорохи и неясное бормотание. Неужели маг вернулся? Прокрадываюсь к двери, чтобы заглянуть в щель.

На первый взгляд можно подумать, что часовая комната пуста. Опускаю взгляд и еле удерживаюсь, чтоб не вскрикнуть.

Голый, поросший густой шерстью человечек. Он ростом мне по пояс. Круглое тельце, руки и ноги одинаковой длины. Черты сморщенного личика — пародия на людские. Слишком крупный рот, нос формой похож на корнеплод, глаза — большие и влажные, блестят озорным любопытством. Из одежды на нелепом создании лишь замызганный передник и цветастый платок на голове. Человечек орудует веником и мычит под нос однообразный мотив.

Я уже видела таких, как он. Элвин называет их «брауни».

— Привет, — говорю я.

Существо выглядит милым, пусть и слегка несуразным. Моя злая настороженность тает сама собой.

— Леди! — голос у брауни высокий и писклявый. Нелепый, как и вся его внешность.

Он откладывает веник и кланяется, а я смиряю порыв подойти и погладить его по голове. Хочется общаться с брауни ласково, как с ребенком.

— Как тебя зовут?

— Скриблекс, леди.

— Давно ты служишь у Элвина?

— Давно, да. Давно, — радостно кивает Скриблекс. Он забавно глотает окончания слов и картавит.

— Я хотела спросить — как давно?

— Долго.

— Долго — это сколько? Год, два?

Он задумывается, моргая круглыми глазами, потом улыбается так, словно решил сложную задачу.

— Много! Вот!

Мне бы рассердиться, но у него слишком бесхитростный взгляд.

— Ладно, не важно. Скажи, ты хорошо знаешь своего хозяина?

— Э?

— Ну, кто он, например?

— Лорд Элвин, — гордо говорит брауни. — Я знаю, да!

Да, маг не зря называл брауни тупыми.

— Я не об этом. Лорд Элвин — не человек. А кто он?

Скриблекс долго хмурится, а потом радостно подпрыгивает на месте:

— Маг! Он маг! Вот! Правильно, леди?

— Правильно, — печально соглашаюсь я. — Извини. Не хотела тебя отвлекать. Можешь вернуться к работе.