который мог в любую минуту заключить перемирие с испанскими вестготами и стремительным броском вернуться в Равенну. Этот фактор надо было учитывать в первую очередь.

Затем, необходимо понимать, что армия дяди в любом случае оставалась сильнее моего неопытного и разношерстного воинства, а значит, он мог просто наплевать на приличия, забрать назад свое слово и несмотря на итоги поединка, просто-напросто двинуть своего ферзя вперед и быстро разгромить меня.

В любом случае, он оставался командиром над тысячной армией наемников и мог командовать ими так, как ему заблагорассудится. Победителей не судят, он и в самом деле мог просто силой одолеть меня и заставить всех забыть об этом несчастном дурацком поединке. Я видел в его глазах, что он так и собирался сделать, если я откажусь принять его условия, потому что отдавать армию в мои руки он явно не собирался.

Поэтому я улыбнулся ему самой широкой улыбкой, на которую был способен, для того, чтобы скрывать свои истинные намерения и чувства.

— Ну, конечно, дядя, я с радостью согласен на ваше предложение. Неужели вы думаете, что я всерьез хотел забрать вашу армию? На что она мне, ведь я даже собственными слугами не умею командовать, а уж прославленными свирепыми варварами моего отца я и подавно не смогу управлять, — сказал я и даже разомкнул широко свои объятия. — Давайте же обнимемся в знак того, что между нами преодолены все разногласия и противоречия! Ведь, в конце концов, разве мы не кровные родственники, дьявол нас разорви?!

Дядя с радостью принял предложенную ему игру. Он ведь тоже не хотел устраивать в городе вооруженный конфликт с собственным племянником, в результате которого все могло повернуться совершенно по-другому, чем планировали он и мой отец.

Кроме того, что падение очередного императора очень негативно отразилось бы на их репутации в глазах всех римлян, снова могли поднять голову внутренние враги и командиры различных наемнических формирований по всей Западной Римской империи, привыкшие то и дело провозглашать императором того или иного варвара. Мой дядя теперь ведь убедился, что в рядах моего войска находятся не только безумные неопытные юнцы, но и грозные воины вроде Залмоксиса.

Он конечно же, мог победить нас, но если бы мы окопались во дворце, при необходимости служившем неприступной цитаделью, то дело могло затянуться надолго, а дяде, повторяю, вовсе не улыбалось устраивать в Равенне затяжной конфликт с собственным племянником. Короче говоря, я видел, что теперь дядя, согласившись на то, что армия останется в его руках, просто отведет ее подальше от города, а сам останется здесь, намереваясь в случае чего вернуться стремительным прыжком и восстановить утерянное преимущество. Ничего-ничего, думай, что хочешь, у меня ведь уже имелись для тебя сюрпризы, которые я заготовил для тебя.

В итоге, через полчаса после проведения поединка, мы, обговорив с дядей все детали его перевода армии в полевой лагерь на расстоянии дневного перехода от Равенны, разошлись, как говорится, по домам. Факционарии партий слушали нас молча, они были явно недовольны тем, как все обернулось, но не могли ничего сделать.

Сегодня после обеда должно было состояться заседание комитов под моим руководством и лидеры партий обязались явиться туда и выслушать мои предложения. Я видел, что Процил Капиус Адриан, микропанит партии прасинов, временно замещающий усопшего Кана Севера, недоволен решением оставить меня на вершине власти.

Он бы, конечно, с удовольствием видел бы меня в темнице в вилле Севера, куда они и заключили меня в первый день моего пребывания в этом теле. Ничего, мой старый друг, я помню, как ты предлагал заколоть меня Родерику и ничего не забыл из твоих слов. Я знаю, что ты так и продолжаешь желать того же самого, ведь это с легкостью читается в твоем яростном непримиримом взоре. Ничего, дай мне только время и ты отправишься в огненную геенну, как выражается Валерия, вслед за своим бочкообразным начальником, Каном Севером.

Из всех факционариев самым искренним и дружелюбным выглядел Тиберий Фаэний Писцилий, лидер «синих» венетов. Это был худощавый высокий человек, с горбатым римским носом, уже в возрасте, с глубоко запавшими глазами, в темной черноте которых трудно было разглядеть что-то правдивое и реальное. Сейчас он тепло и сердечно поздравил меня с победой, но я не сомневался, что точно с такой же подкупающей прямотой и любезностью он адресовал бы свои поздравления и моему дяде. Ох и глубок же и опасен политический мир Равенны, он похож на затянутое тиной болото, один неосторожный шаг и ты провалишься с головой и тебе никто не поможет, наоборот, будут бить дубиной по голове, чтобы ты никогда не смог вылезти, а снизу будет хватать за ноги крокодилы и анаконды и стараться затянуть вниз, поскорее прикончить и напиться крови из твоего остывающего тела.

— Я так и знал, что ваш воин победит, император, — чуточку склонившись, самую малость, сказал Писцилий. Как я уже говорил, его темные глаза были спрятаны в глубине впадин черепа, да еще и под нависшими густыми бровями. — Как только я поглядел на него, то сразу понял, что у воина Павла нет ни малейших шансов. Ваш воин ведь такой грозный, способен убить одним ударом своих мощных рук. Кстати, сколько ему лет? Он, наверное, старше меня?

Ах ты, длинноголовый попугай, кажется, ты смеешь насмехаться надо мной, подумал я, глядя в непроницаемое лицо факционария. Рядом с ним стоял знакомый мне уже Сервилий, тоже любезно улыбающийся, но я-то помнил, как он хотел перехватить меня и отправить в другое место, не давая возвратиться во дворец.

— Скажем так, сегодня нам просто повезло, — ответил я любезно, растягивая губы своей знаменитой улыбкой стоимостью миллион долларов или, говоря по-местному, миллион солидов.

— У нас есть на примете еще один боец из рабов, может быть, вы как-нибудь посетите нашу виллу и посмотрите, как он дерется? — предложил Писцилий. — Приводите также вашего сегодняшнего бойца, я с удовольствием посмотрю, как мой раб распорет ему брюхо и его кишки вывалятся наружу. Я могу поставить сто тысяч солидов на победу моего раба, что скажете, император?

— Я скажу, что моему пожилому бойцу надо отдохнуть после поединка и растереть старческие мозоли, — ответил я. — Также, как и вам, мой друг Писцилий. А насчет вашего предложения я хорошенько подумаю, ведь сто тысяч не валяются на дороге, я уже знаю, на что их потрачу.

После лидера «синих» подошел поздравить с победой и глава «красных» партийцев, Флавий Дексий Траян, отец моего доброго знакомого юноши, который не далее, как вчера увел любимую