– Ты не просто так сюда попал.

– Я не просто так сюда попал, я мотаю свой срок и не жалуюсь. Ты слышал, чтобы я жаловался?

Я ничего не ответил.

– Так что ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я что-то сделал для бедного невинного малыша Джейкоба?

– Возможно, мне понадобятся твои показания.

– О чем?

– Позволь задать тебе один вопрос. Когда ты убивал ту девушку, что ты чувствовал? Не физически. Я имею в виду, что было у тебя в голове, о чем ты думал?

– В каком смысле, о чем я думал?

– Почему ты это сделал?

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Валяй, выкладывай.

– Я всего лишь хочу, чтобы ты сказал правду.

– Да, конечно! Никому твоя правда не нужна. И особенно людям, которые говорят тебе, что хотят услышать правду, – можешь мне поверить, они не желают ее слышать. Скажи мне, что от меня требуется, чтобы помочь парнишке, и я это сделаю. Какая мне разница? Мне вообще без разницы.

– Сформулирую это так. Когда это произошло, ты о чем-то думал? Хоть о чем-нибудь? Или это было что-то вроде неодолимого импульса?

Уголок его губ изогнулся вверх.

– Неодолимого импульса?

– Просто ответь на вопрос.

– Ты за этим приехал?

– Не важно, зачем я приехал. Я ни за чем не приехал. Просто скажи мне, что ты чувствовал?

– Я чувствовал неодолимый импульс.

Я протяжно выдохнул:

– Знаешь, если бы ты лучше умел врать, то, возможно, сейчас не сидел бы здесь.

– Если бы ты не умел врать так хорошо, то, возможно, сейчас не сидел бы там. – Он посмотрел на меня. – Ты хочешь, чтобы я помог отмазать парнишку, я тебе помогу. Он мой внук. Просто скажи, что тебе нужно.

Я уже принял решение, что Кровавый Билли Барбер и на пушечный выстрел не подойдет к свидетельскому месту. Он был хуже, чем лжец, – он был плохой лжец.

– Ладно, – произнес я, – ты хочешь знать, зачем я приехал? Вот зачем я приехал. – Я вытащил из кармана небольшой пакетик, внутри которого лежала стерильная ватная палочка и прозрачный полиэтиленовый конверт. – Мне нужно провести этой штукой по твоим деснам. Взять у тебя образец ДНК.

– Так тебе охранники и позволили.

– Охранники – моя забота. Все, что от тебя требуется, – это дать твое разрешение.

– За каким лешим тебе понадобилась моя ДНК?

– Мы хотим исследовать ее на мутацию, которая называется «нокаут МАОА».

– Что еще за нокаут МАОА такой?

– Это генетическая мутация. Они думают, что в определенных условиях она может заставлять человека вести себя более агрессивно.

– Кто «они»?

– Ученые.

Его глаза сузились. Я так и видел, как он прикидывает в уме, нельзя ли извлечь из этого какую-то выгоду: быть может, это был шанс скостить его собственный срок.

– Чем больше ты тут разливаешься, тем сильнее я подозреваю, что Джейкоб не так уж и невиновен.

– Я приехал сюда не затем, чтобы выслушивать твое мнение. Мне нужно собрать твою слюну этой ватной палочкой. Если ты откажешься сделать это по-хорошему, я получу распоряжение суда, вернусь обратно, и тогда у тебя возьмут ее по-плохому.

– Почему я должен отказаться?

– А почему ты вообще что-то делаешь или не делаешь? Люди вроде тебя недоступны моему пониманию.

– Что тут недоступного пониманию? Я точно такой же человек, как и все остальные. Такой же, как ты.

– Ну да, конечно.

– Хватит с меня этих твоих «ну да, конечно». Ты никогда не задумывался, что без меня ты не появился бы на свет?

– Ежедневно.

– То-то же.

– Это не слишком приятная мысль.

– Что ж, я все равно твой старик, малыш, нравится тебе это или нет. Сей факт не обязывает тебя радоваться.

– Я и не радуюсь.

После некоторого количества переговоров и звонка заместителю начальника тюрьмы мы наконец пришли к согласию. Мне не разрешили взять у моего отца образец ДНК собственноручно, что было бы лучше всего с точки зрения чистоты улик: я мог бы засвидетельствовать, что образец подлинный, потому что ватная палочка ни на миг не покидала моих рук. Но в Северной тюрьме это было невозможно. Никакого контакта означало никакого контакта. В итоге мне позволили передать набор охраннику, который, в свою очередь, передал его моему отцу.

Я подробнейшим образом объяснил ему по телефону, как и что делать на каждом этапе процедуры.

– Все, что от тебя требуется, – это вскрыть пакет и провести ватной палочкой по внутренней поверхности щеки. Так, чтобы она впитала в себя небольшое количество слюны. Сначала сглотни слюну. Затем проведи палочкой по внутренней поверхности щеки подальше, там, где сходятся челюсти. Затем положи ватную палочку в пластиковую пробирку, ни до чего не дотрагиваясь головкой, и закрути крышку. После этого приклей сверху наклейку, подпиши ее и поставь дату. Я должен видеть, как ты это делаешь, поэтому не загораживай мне обзор.

Все так же, как был, в наручниках, он надорвал бумажную упаковку, в которой лежала палочка. Она была длинная и деревянная, длиннее, чем стандартная ватная палочка. Он сунул ее в рот, как будто это был леденец, и сделал вид, что собирается перекусить ее. Потом, в упор глядя на меня через стекло, оскалил зубы и провел ватной головкой по верхней десне спереди. Затем поковырял ей у себя за щекой. Закончив, показал палочку мне через окошко:

– А теперь ты.

За свою многолетнюю карьеру я никогда не боялся проиграть в суде. На практике мне, разумеется, приходилось проигрывать, и не раз. С любым юристом это случается. Но я никогда этого не боялся и с презрением относился к тем прокурорам, которые боялись, – политикам и махинаторам, что не отваживались брать дела, не гарантировавшие верной победы, и не готовы были рисковать получить оправдательный приговор. Для прокурора оправдательный приговор не бесчестье, во всяком случае, когда альтернатива – сомнительная сделка. Иметь высокий процент обвинительных приговоров еще не значит быть хорошим прокурором. По правде говоря, самый высокий он у тех, кто доводит до суда только беспроигрышные дела, а в остальных случаях навязывает обвиняемым сделку с правосудием еще на досудебном этапе. Это была тактика Лоджудиса, но не моя. По мне, так лучше сражаться и проиграть, чем продать свою жертву.