вышел и уже отдыхаешь.

– Интересный подход, – с любопытством посмотрел он на меня. – Может, и есть такие путёвки. Надо узнать.

– Когда отчёт и предложения по фабрике нужны будут?

– Как всегда, уже.

– К кому мне там обратиться? Чтобы меня по фабрике поводили.

– Там старый главный инженер остаётся, Воздвиженский.

– А, знаю его.

– Вот, он в твоём полном распоряжении. Скажешь ему, что от меня.

– И директор старый?

– Нет, директор уже новый. Но он ещё дела только принимает.

– Хорошо. Мне нужен будет телефон Воздвиженского.

Сатчан продиктовал. Договорились на завтра, что к трём часам мы с отцом подъедем к райкому и вместе поедем получать Москвич.

Мы попрощались и я пошёл к жене на работу. Им с Ксюшей оставалось доработать ещё минут сорок, меня они посадили за стол в уголок, где они пьют чай, а сами заканчивали дела на сегодня.

Посидел, посидел и подумал: что я сижу? Машина! Нам с отцом же завтра «Москвич» надо получать.

Набрал квартиру отца, вряд ли он ещё на работе. Трубку взяла Кира. Батя ушёл за детьми в сад. Знает, интересно, Кира про машину? Вдруг, отец сюрприз ей готовит. Не стал ничего передавать, попросил только, что пусть батя мне через час-полтора домой позвонит.

Так, теперь по фабрике. Телефон Воздвиженского у меня только рабочий, конец рабочего дня скоро, надо его на месте попробовать застать.

Дозвонился с первого раза.

– Глеб Николаевич? Это Ивлев от Сатчана, – представился я. – У вас будет возможность уделить мне время в субботу, может, или в воскресенье?

– Конечно, конечно, – с готовностью ответил он.

Договорились встретиться на проходной в девять утра. Хорошо, что он согласился в выходные со мной поработать.

Ксюша домой поехала с нами. Девчонки, оказывается, уже не первый раз вместе едут с работы.

Только приехали домой, раздался звонок. Уверен был, что это батя. А это оказался Межуев. Хорошо, что не взял трубку со словами «Здоров, бать».

– Добрый вечер, Владимир Лазоревич, – немного удивленно ответил я, когда он представился.

– Ну, как работа? Освоился?

– Осваиваюсь. Спасибо вам большое за шанс. Постараюсь оправдать ваше доверие.

– Ничего, ничего, работай! Павел, а завтра первый доклад у тебя будет готов по новинкам науки и техники? Я хотел бы, чтобы ты его пораньше в комиссию по промышленности сдал.

– Владимир Лазоревич, дело в том, что мне сказали доклады не делать, что они не нужны никому. Меня к Комитету по миру прикрепили, я там сейчас письма трудящихся разбираю.

– А почему ты мне не позвонил? – откровенно возмутился Межуев.

– Владимир Лазоревич, несолидно как-то… Ну что я, новичок, сразу побегу на начальство к вам жаловаться? Только же начал работать. Что про меня скажут – отношения с начальством наладить не успел, себя не показал никак, зато уже нажаловался? И как со мной, после этого, дальше будут работать?

– Я понял. Всё правильно говоришь. Зрело мыслишь, – он быстро свернул разговор и попрощался.

И что это было? Доклад ему, оказывается, точно нужен. Неожиданно. Он, очевидно, расстроился. Эх, кто-то теперь получит по башке. Допуск в спецхран у меня есть, может, метнуться завтра с утра в библиотеку имени Ленина, попробовать что-то изобразить?

А как же консультация в университете? В понедельник уже первый экзамен.

Чёрт с ней. Надо Межуева выручать, хоть что-то ему предоставить.

Вскоре позвонил отец. Сообщил ему радостную новость, что завтра в три поедем забирать «Москвич».

– Ты деньги приготовил? – уточнил я.

– Спрашиваешь, конечно.

– Ну, отлично. Тогда встречаемся в метро в центре зала без пятнадцати три.

Ещё сообщил отцу, что Инну завтра выписывают из больницы и мы попрощались.

Зашел и к Роме Малинину. На скамейке он не курил, так что нашел его в квартире. Кстати, мой демарш с половичками удался – как он их выкинул, выбивание по утру, по естественным причинам, закончилось. Удачно вышло с этой аллергией.

Матери его дома не было. Может, нашла новую привычку, бегать, к примеру, начала?

–Ну как, получилось? – спросил он меня, сразу сообразив, зачем я к нему пришел. И смотрел с надеждой.

Как вести с ним разговор, я продумал. Нужно было его посильнее замотивировать не сбиваться с праведного пути. Понятия у него, похоже, есть не только воровские. Вот к ним и попробую апеллировать.

– Рома, я к тебе, как к человеку и соседу хочу обратиться. И как к будущему другу, надеюсь. Уверен, что могу на тебя рассчитывать. На заводе я перед комсоргом поручился, что ты будешь честным работником и не вернешься к старому. Если оступишься, он мне про это поручительство припомнит, и конец моей карьере. Но я в тебя верю. Мы теперь в одной связке будем. Что нужно будет, обращайся, понял?

Рома как-то странно на меня посмотрел.

– Ты пойми, я не понтуюсь перед тобой. Я серьезно сейчас говорю. Уверен, что мне не надо тебя убеждать, что всю жизнь чалиться по лагерям не то, о чем нормальный человек может мечтать. Ты сам уже это решение принял, раз честную работу стал искать. Я просто поддерживаю твое решение, и готов помогать тебе дальше. Абсолютно искренне. Дружба?

Я протянул ему руку.

Он ее пожал. Он же тоже выращен в СССР. Такая ситуация в двадцать первом веке смотрелась бы дико и неестественно, но в СССР о таких поступках и фильмы снимали, и книги писали. Преступность была высокой после гражданской, и зашкаливала после второй мировой. И вовсе не всех оступившихся о хребет ломали, многих вытаскивали. И он тоже эти фильмы смотрел, как и я.

Договорились, что он завтра же на завод и подъедет. Дал телефон комсорга. Сказал ему, чтобы он мне потом о результатах сообщил.

С библиотекой в пятницу с утра ничего не вышло. Только сдал документы на пропуск. Непростое это дело, оказалось, пропуск в спецхран получить. А жаль. Не получилось помочь Межуеву. Но моей вины в этом нет. Надеюсь, он это понимает.

Зато успел на консультацию в университет. После консультации позвонил в Бурденко, уточнил у Нины, точно ли Инна выписывается. Она подтвердила.

– У меня небольшое окно появилось до двух часов. Помощь нужна какая-то? – спросил я.

– Нет, за ней Пётр собирается приехать, – доложила Нина.

– Ну, хорошо. Передавай им всем привет, пожалуйста, – попросил я и попрощался.

Вот и отлично.