в глаза Соболеву и новому родственнику, мужу сестры, пропади они пропадом! Егор не принадлежал к породе ловких интриганов, которые заводят интрижки и романчики, пользуясь слепотой и наивностью мужей – своих друзей и родственников. Нет, Аристову все это было глубоко противно. Он редко обращался с молитвой к Богу, и если и просил Господа теперь, то только об одном – избавить его от недоступной любви. Забвения, забвения требовала исстрадавшаяся душа. Любимая женщина находилась рядом, руку протяни. Но и так далеко, что никогда, ни за что не приблизишься!

Что же делать? Сидеть в сторонке и терпеливо ждать, пока пройдут еще годы, и Создатель наконец призовет к себе старого мужа и освободит Серну от цепей опостылевшего брака? Это все равно что голодному смотреть, как сытый доедает пышный обед. Надобно бежать куда глаза глядят. Но куда же, куда?

Может, снова туда же, в шуршащий песок, под знойное солнце?

А, брат, надеешься, что Альхор снова примет тебя и явит свои чудеса во второй раз? Но на то и чудеса, что они не повторяются дважды для одного и того же избранника. Тогда что же было там, в доме Соболева? Разве не знамение Альхора? Полно, то бред, горячечный бред неутоленной страсти.

Но мысли о побеге, а именно так он называл свое грядущее путешествие, все чаще и чаще приходили ему в голову. Так куда же? Может, и впрямь, опять в знойные пески? Одному или позвать с собой этого безумца Северова? Да, они оба теперь безумны, заражены одним ядом – неистребимым желанием еще раз приблизиться к великой тайне Альхора.

Тем временем растаял снег, зазеленела трава и весна вступила в свои права. Потеплело и в доме Соболевых. Профессор и его жена как будто примирились с Зоей и, казалось, что прежняя приязнь снова потихоньку распускается, как нежные почки на деревьях. Это не могло не радовать Егора Федоровича, потому что всякий раз он испытывал глубочайший стыд, видя, как сестра чем-то удручена, но не может ему пожаловаться. По незначительным фразам, отдельным словам и жестам он угадывал, что обожаемая Серафима Львовна и есть источник страдания его ненаглядной сестры.

Пришедшая весна оказалась на удивление дружной, теплой, веселой. Некоторые дни и вовсе стояли жаркие, точно в середине лета. Поэтому Соболевы раньше, чем обычно, засобирались на дачу. Ах, ну кто же из петербуржцев не знает этих хлопот о даче! Надобно долго искать, желательно по знакомым, торговаться с хозяевами, снять удачно, да так, чтобы и комфортно и недорого. Перевезти семейство, все устроить наилучшим способом, а потом все лето метаться между дачей и службой. А если лето выдастся дождливое, куда деваться, скука и тоска! Но не оставаться же в пыльном и душном Петербурге? Хорошо, у кого собственные дачи, но таких немного. То все люди состоятельные, солидные. Соболевы принадлежали к таким счастливцам. Серна помнила свое удивление, когда в первое лето своей семейной жизни поняла, что не надо нанимать дачу, возиться с перевозом вещей. Этот уютный и просторный дом будет у нее всегда, и она тут полноправная хозяйка. Вокруг дома разросся буйный сад. Цветники радовали глаз своим разнообразием и волновали чудесным ароматом. Серна любила подолгу гулять в саду, погруженная в свои мечты. Теперь же она особенно страстно желала перебраться на дачу, полагая найти там душевное успокоение и спасение от бесконечных терзаний.

С первой недели мая семья уже полностью переселилась на дачу. И хотя по ночам еще было прохладно и даже случались заморозки, грядущее торжество лета было неоспоримо.

Светлый май пролетел, и за ним потянулись долгие летние дни, полные неги и радостного безделья. В ясное теплое воскресенье Соболевы и Аристов обедали под раскидистыми яблонями в саду. Прислуга только успевала уносить и подносить кушанья, так разыгрался аппетит господ на воздухе. Над столом стоял веселый гомон голосов, смех, звон бокалов и стук приборов. Петя шутил и смеялся без умолку над своими же шутками, радовался пролетающей пчеле, которую чуть не проглотил, чирикающему воробью, который клевал крошки на земле, одним словом – всему на свете, а пуще всего тому, что милая мамочка и Зоя дружны как прежде. Или почти как прежде. Викентий Илларионович тоже давно не пребывал в таком приподнятом настроении духа. Его обуревали новые творческие планы, он весь кипел ими. Новый цикл лекций по древней истории, не только Египта, а более широкий пласт мировой истории громоздился в его сознании. Его идеи были подобны волнам, которые расходятся сначала малыми кругами, потом все больше, все мощнее. Тут и Греция, и Рим, и все Средиземноморье.

– Папа, а как же Альхор? Неужели вы так и оставите эту тайну неразгаданной, уступите ее другим? – изумился Петя.

И тут над столом наступила тишина, словно молодой человек сказал что-то неприличное. Как-то незаметно, не сговариваясь, в семье перестали говорить о таинственном городе. Его не было, как не было несчастья в пустыне, болезни матери, расстроенной свадьбы…

– Видишь ли, сын мой, – после некоторой паузы произнес профессор, – иногда отступиться необходимо. И это вовсе не означает поражения. Это не военные действия, это наука. А наука не терпит суеты, торопливости, небрежной поспешности. Я много думал и понял, что Альхор не явился мне потому, что время не пришло ему явиться ученому, который может познать и объяснить его сущность. Он дает о себе знать натурам эмоциональным, страстным, трепетным, но не дается рациональном уму. Значит, не пришло еще время о нем писать и говорить. Значит, как это ни печально, этот лавровый венок достанется иному поборнику научной истины.

– Быть может, уважаемый Викентий Илларионович, через некоторое время вам удастся убедиться в справедливости ваших мыслей, – Аристов пригубил свой бокал и поставил его на скатерть с едва уловимым стуком.

Все взоры оборотились на говорящего.

– Да, господа! Не хотел я говорить, нарушать наш безоблачный настрой, но Петя мне помог, вспомнил об Альхоре. Поэтому уместно именно теперь сказать вам о том, что в скором времени я еду в Египет.

– Вы едете искать Альхор? – Профессор стал серьезен и строг.

– Едва ли это можно назвать целью моего путешествия. Скажем так, я еду увидеть и понять то, что не успел осознать в первый раз.

– Но это невозможно! Невозможно! – со слезами в голосе вскричала Зоя и бросила накрахмаленную салфетку на край стола. – Ты опять едешь в эту ненавистную Африку. Я сойду с ума от беспокойства!

– Полно, милая моя Зоя! – Егор чуть улыбнулся, протянул руку через стол и похлопал сестру ладонью по руке, – у