За дверью не подавали признаков жизни: ни движения, ни звука.

– Флоренс? – Конечно же Мерси всерьёз уже не рассчитывала на отклик. Она медленно направилась к двери, на ходу вытаскивая из кармана маленький револьвер.

Повисла тягостная тишина, которая была гораздо хуже любого шума или угроз. Кто бы ни скрывался за дверью, он, очевидно, рассчитывал на то, что она войдёт внутрь. Полуоткрытая дверь казалась своего рода приглашением, но, естественно, не на чай.

Когда Мерси взвела курок револьвера, он скрипнул.

Нервы девушки были напряжены до предела. Она чувствовала прохладу лестничного сквозняка и дым сигар из-за двери этажом ниже.

Она осторожно протянула руку и толкнула дверь внутрь.

Приглушённый свет, проникавший в контору через плотные красные портьеры, упал на лестничную площадку.

– Флоренс? Вы меня слышите? – Ответа по-прежнему не было.

От тёмных очертаний конторской мебели, на которой возвышались журнальные стопки, отделился силуэт, сперва тонкий, затем – отяжелевший и раздобревший, как сытый гомункулус.

– Прочь отсюда! – произнёс голос, смутно знакомый Мерси, голос, вопли которого она слышала в большом зале особняка Торндайка. Тогда она решила, что он мог перевоплощаться только по ночам. Очевидно, она ошибалась.

– Мистер Малахайд. – Ей вдруг стало тяжело дышать. – Мистер Малахайд, где Флоренс?

– Здесь, со мной. Убирайтесь.

– Я хочу убедиться в том, что она хорошо себя чувствует.

– Идите к чёрту!

– У меня есть оружие. – Это, конечно, было глупо. Наверняка он уже давно заметил револьвер. К счастью, она была хотя бы без этой проклятой шляпы, иначе сама не воспринимала бы себя всерьёз.

– Я не хочу неприятностей, – ответил Малахайд.

– Мистер Торндайк? – во всяком случае, попробовать стоило.

– Торндайк – старый дурак. А теперь проваливайте!

– Я не уйду без Флоренс.

– Мне придётся причинить вам боль, если вы не уберётесь.

– Полиция уже спешит сюда.

Он злобно рассмеялся. Его бесформенная нижняя челюсть выглядела, как будто он что-то держит во рту и не может проглотить.

– Эту фразу я сам писал десятки раз. Её всегда говорят те, кто на самом деле не вызывал никакой полиции. Уж вам-то следовало бы быть поосторожнее. Я знаю, во что вы ввязались. Торндайк был не в восторге от вашего ночного визита.

В её представлении Малахайд должен был быть гораздо менее разговорчивым: немое чудовище, скорее зверь, чем человек. С другой стороны, она ведь знала, что по ночам он прилежно сочиняет и записывает свои истории. Наяву Торндайк-Малахайд оказался ещё более противоречив, чем в её воображении.

– Вы убили Джезебел.

– Не знаю никакой Джезебел. Кто это?

– Молодая женщина возле туннеля под Темзой. У неё с собой была книга, которую вам обещал доставить Филандер. Джезебел была его сестрой.

– Я не получал никакой книги. Птолеми должен был прислать её мне, но до меня она не дошла.

– Не притворяйтесь, как будто вы…

– Я и пальцем не тронул эту вашу Джезебел.

– Я хочу поговорить с Флоренс, – настаивала Мерси.

– Она сейчас не желает ни с кем говорить.

– Флоренс? – ещё одна тщетная попытка.

В ответ не послышалось даже стона.

Когда Малахайд направился в её сторону, Мерси, не раздумывая ни секунды, спустила курок. Он молниеносно изогнулся, пропуская пулю, как будто это было для него привычным делом. Зазвенело стекло, через разбитое окно наружу вырвалась и заколыхалась красная портьера.

Времени для второго выстрела у Мерси не оказалось. Малахайд ухватил её за рукав, грубо дёрнул, вырывая у неё оружие, и толкнул её себе за спину, в контору. Его лицо вдруг придвинулось вплотную к её лицу. Если в нём до сих пор сохранялось хотя бы отдалённое сходство с Торндайком, то сейчас оно исчезло за его гневной гримасой. Вблизи Малахайд выглядел ещё более устрашающе – возможно, потому, что деформация при перевоплощении искажала нормальные человеческие пропорции. Казалось, его лицо разобрали на составляющие и потом собрали неправильно, так, что нос, рот, глаза, брови и щёки хотя и располагались в нужной последовательности, но были сдвинуты относительно друг друга.

– Не говорите, что я вас не предупреждал! – прорычал он ей, потянувшись, чтобы схватить её за плечи.

Мерси увернулась, поднырнула под его руки и оказалась позади него. Она умела реагировать молниеносно, иначе она не смогла бы невредимой выходить ни из приключений шайки Турпина, ни из своих ночных вылазок в чужие библиотеки. Она развернулась быстрее, чем Малахайд, вытянула ногу, изо всех сил врезала ему в спину – и была отброшена силой собственного удара, как будто наткнулась на каменную глыбу. Девушка потеряла равновесие, споткнулась о письменный стол и увидела лежащую за ним в полутьме Флоренс, неподвижную, всю в крови.

Возмущённый возглас, раздавшийся затем в комнате, с равной степенью вероятности мог исходить из её уст или из уст её противника, она не была уверена ни в том ни в другом. От её пинка Малахайд покачнулся, но удержал равновесие и вновь бросился на неё. Она прыгнула ему навстречу, пригнувшись, чтобы снова проскочить под его руками и врезать плечом ему в живот. Её пронзила боль, от плеча до пальцев на ногах. Ему снова не удалось схватить её, Мерси ударила его носком туфли под колено и в следующую секунду увидела, как он падает.

Прежде чем Малахайд успел подняться на ноги, она скользнула за письменный стол, к Флоренс. Рядом с издательницей валялась половинка ножниц. Блузка девушки была разорвана, бельё пропиталось кровью. Вокруг в беспорядке валялись выпуски «Грошовых ужасов»: вероятно, они свалились со стола, когда Флоренс пыталась защититься.

Мерси попробовала нащупать у Флоренс пульс, когда вновь услышала за собой грохочущие шаги Малахайда: он собирался прижать её в углу за письменным столом. Она выпрямилась, чтобы ускользнуть или – если успеет – добраться до револьвера, который должен был валяться где-то рядом. Но Малахайд успел раньше.

Расставив ноги, он запрыгнул на стол, схватил Мерси за волосы и дёрнул так, что ей пришлось развернуться к нему спиной. Его руки крепко схватили её за локти и прижали их к корпусу, он поднял Мерси с пола, словно ребёнка, и вышвырнул в открытое окно.

Девушка пролетела сквозь деревянный переплёт, как будто он был из папье-маше. В кожу вонзились занозы, нога ударилась о каменную кладку, левая рука задела оконную раму – она воспринимала всё это отстранённо, как будто ход времени замедлился. Вот мимо неё скользнул подоконник, скользнул и уплыл прочь, как дерево, несомое течением; вот внизу разверзлась пропасть внутреннего двора; вот в окнах вокруг показались лица, несомненно, напуганные её выстрелом. Клубок пульсирующей боли и паники, Мерси видела булыжную мостовую под собой, видела разрозненные тени и что-то мокрое и блестящее, – и где-то глубоко в её голове пробудилось нечто новое, то, что она так долго отрицала. Её бросило в жар – возможно, это был предвестник удара о мостовую, а возможно, нечто совершенно иное, потому что жар всё усиливался и, казалось, теперь сочился из каждой поры на коже, – сработал инстинкт самосохранения.