– Иди уже сюда.

Он протащился последние несколько метров до гребня, как сомнамбула. Под «мальчишками» Темпест имела в виду других продавцов «Грошовых ужасов». В отличие от Филандера, который предпочитал не связываться с другими газетчиками, Темпест прилагала все усилия, чтобы выстроить хорошие отношения со всеми своими «коллегами». Некоторые понимали её превратно (и получали заслуженный фингал под глазом), но для большинства уличных мальчишек Темпест была кем-то вроде сестры. Налаженные связи – главное, что требовалось тому, кто хотел выжить в бедняцких кварталах Лондона. Темпест очень рано поняла это и теперь располагала обширной сетью друзей и знакомых, относившихся к ней настолько хорошо, чтобы время от времени оказывать ей небольшие услуги. Иногда Филандеру казалось, что головокружительная карьера мадам Ксу в своё время началась именно так.

Он влез на гребень рядом с Темпест и обнаружил, что они действительно стоят на краю круглого котлована. Огромную – не менее девяноста метров в диаметре и около тридцати метров глубиной – яму со всех сторон окружала земляная насыпь. Справа от них, на расстоянии полёта камня, в валу имелась брешь, к которой вела раскатанная в грязь дорога. По ней двигались телеги, переправлявшие мусор, привезённый в товарняке, в котлован.

Бо́льшая часть котлована была объята пламенем. Ветер гнал неровный густой серо-белый дым, поднимавшийся от него обратно в город.

– Умопомрачительная красота, – заметил Филандер.

– Ты ничего не замечаешь?

– Если ветер переменится, мы наверняка задохнёмся. Но ты права, это того стоило.

Темпест закатила глаза.

– Что ты чувствуешь? Чем пахнет?

– Дымом. – Он наморщил лоб, и тут до него дошло. – И больше ничем. Запаха мусора нет.

Темпест удовлетворённо кивнула.

– Они жгут тут одну бумагу. Отходы с фабрик и отбросы со скотобоен отвозят в другое место. А теперь посмотри внимательно. – Она указала на брешь в земляном валу, через которую как раз проезжала запряжённая лошадьми повозка, переправлявшая очередную порцию груза со станции в котлован. Трое мужчин, сидевшие в ней, повязали платками лица так, чтобы рот и нос были закрыты на манер разбойников в историях про шайку Дика Турпина: убогая защита от едкого дыма. Повозка остановилась, они вылезли и принялись бросать в огонь связки бумаги.

Из-за дыма Филандеру пришлось прищуриться:

– Это всё «Грошовые ужасы»?

Темпест кивнула.

– Представляешь себе, какое количество непроданных экземпляров каждый день возвращается в типографии?

– Наверное, порядочно.

– При такой куче издательств и серий – несколько тысяч ежедневно. И почти все рано или поздно попадают сюда. – Она указала вниз, в дымящийся котлован. – Здесь нет ни газет, ни других изданий или бумаг. Только «Грошовые ужасы».

Филандер изумлённо поднял брови.

– Почему их жгут отдельно?

– Странно, правда? – Темпест уселась по-турецки прямо на земле лицом к котловану и похлопала рядом с собой. Филандер послушался и уселся рядом. Землю здесь покрывал тонкий слой сажи и пепла.

– Ты знаешь почему, – предположил он.

– Думаю, что знаю. Единственное, кому может быть до этого дело, – библиоманты. Большинство из них ненавидит «Грошовые ужасы», они считают их литературой низшего сорта. Одновременно они прекрасно понимают, что, хотя это и не «настоящие» книги, но всё же истории, что «Грошовые ужасы» в родстве с книгами, иначе ни ты, ни я, ни все остальные не могли бы творить библиомантику с их помощью.

Она напряжённо наблюдала за тем, как мужчины кидали в огонь связку за связкой. В висках у Филандера покалывало, когда на его глазах уничтожали возможные источники его силы, Темпест с её выдающимися способностями, наверное, чувствовала себя сейчас не в пример паршивее. Он обнял её за плечи и притянул к себе: теперь они наблюдали за пламенем в котловане голова к голове.

– Они сжигают их в специальном месте, – заметил Филандер. – Это что, в знак уважения? Потому что библиоманты не могут уничтожать книги?

– Возможно. – Темпест подняла голову и пригляделась к дыму. – Но я думаю, что здесь другое. Эта свалка дальше от Лондона, чем все остальные. Они хотят держать это в тайне.

Юноша проследил за её взглядом и увидел огромное облако дыма, висевшее над котлованом и питавшееся бесчисленными дымными столбами, поднимавшимися к нему от огня. В облаке что-то двигалось, и это был не ветер. Филандер разглядел их не сразу, а только спустя некоторое время – так же, как это бывает, когда ты смотришь в небо в ясную погоду и вдруг видишь в облаках мчащихся белоснежных лошадей или драконов, парящих над крышами. Сначала он решил, что это результат самовнушения, и только потом заметил, как сияет рядом Темпест.

В облаках двигались фигуры, человеческие силуэты высотой с дом. Словно огромные актёры, они сходились и расходились, образуя сцены, знакомые Филандеру по обложкам «Грошовых ужасов»: мужчины сражались друг с другом, злодеи домогались женщин, влюблённые крепко обнимались, наглядно иллюстрируя различные свойства человеческой натуры. На первый взгляд казалось, что иллюстрации к историям проецировались в облако дыма откуда-то сверху, из небесного подобия волшебного фонаря. Только вглядевшись, можно было увидеть, как фигуры вычленялись из дыма сами по себе и, просуществовав несколько минут, распадались, чтобы затем составить другую сцену.

– Это духи историй, – прошептала Темпест. – Они воплощаются в последний раз перед тем, как будут развеяны ветром. Я практически уверена, что видеть их могут только библиоманты.

Филандер подумал: какими же живыми эти фигуры должны казаться Темпест, если даже он, человек гораздо менее одарённый, видел их перед собой столь отчётливо? Многое в девочке оставалось для него загадкой даже после стольких лет знакомства.

– Это прекрасно, – произнёс он.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, наблюдая за причудливой игрой очертаний в дыму, не обращая внимания на жжение в глазах и першение в горле, а полыхающие экземпляры «Грошовых ужасов» посылали им последнее «прости».

– Академия не хочет, чтобы это кто-нибудь видел, – произнесла Темпест некоторое время спустя. – Уж точно никто из тех, кто имеет отношение к библиомантике. Поэтому они свозят брошюрки сюда, к чёрту на рога, подальше от тех, кто мог обнаружить в себе способности к книжному волшебству. Академия хочет, чтобы библиоманты оставались горсткой избранных, и пытается не допустить распространения информации о том, как ими становятся. Нельзя, чтобы оборванцы вроде нас с тобой появлялись на пороге их клубов и особняков и заявляли: «Смотрите на нас, библиоманты могут получиться и из тех, кто не посещал ваших дорогих частных школ и университетов». Они хотят отделаться от нас и поэтому следят, чтобы никто не видел того, что видим мы. Они считают библиомантику привилегией богачей.

Раньше Темпест так не говорила. Предчувствие Филандера, что девочка переросла волшебство «Грошовых ужасов» и скоро станет настоящей библиоманткой, подтверждалось с каждым днём. И конечно же она была права: истинные библиоманты предпочитали общество друг друга, были интеллектуалами, не терпящими остальных. Возможно, они кое-как переносили общество Мерси, выросшей в бедности, но получившей хорошее воспитание. Но появление в их рядах библиомантки из нищих кварталов, такой, как Темпест, верхушка библиомантического общества сочла бы несмываемым пятном на своей репутации.