Сунув одну руку ей под ягодицу, он поддержал ее больную ногу и начал помогать ей собственными движениями. Другой же рукой по-прежнему ласкал крохотную жемчужинку, набухшую прямо над местом их соития.

Все энергичнее он вскидывал бедра, пронзая ее с такой силой, что она подпрыгивала на нем. Золотистая кожа ее порозовела, а из груди с каждым толчком вырывалось восхищенное «а-ах!..»

Гэвин стиснул зубы, чувствуя, что теряет контроль над собой. Дыхание шумно вырывалось из груди Сэм, и влажные глубины ее тела, пленившие его, дарили ему неведомое доселе наслаждение.

С любой другой женщиной Гэвин ложился в постель, чтобы дойти до пика. Именно в этом был для него смысл соития – в кратком миге наивысшего удовлетворения. Но с ней, с его женой, восхождение на вершину казалось таким же сладостным, как и сама вершина. Даже сейчас, вонзаясь в нее с яростью бешеного зверя, он наслаждался просто тем, что находится в ней. Наслаждался той нежностью, которую сумела она подарить ему – сумела пробудить в нем наряду со страстью.

– Поцелуй меня, – хрипло прошептал он, приподнимаясь ей навстречу.

Она почти упала на него, не удержав равновесие в этой бешеной скачке. Поцелуй длился недолго. Его прервал хриплый крик, а затем настоящий поток оросил его стальное орудие. Плоть Сэм содрогалась в судорогах и щедро поливала его вином наслаждения.

Гэвин почувствовал, что и сам вот-вот последует за женой. Снова откинувшись на копну сена, он обеими руками вцепился ей в бедра – словно пытался удержаться от падения в бездну – и держал ее так, пока ритмичные содрогания ее женского естества не передались и его напряженному орудию. После чего, содрогнувшись, оросил стены ее пещеры своим горячим семенем.

В следующее мгновение Сэм рухнула ему на грудь, и он инстинктивно ее обнял, запустив пальцы в растрепанную косу, которую сам же и заплетал накануне. Все еще сливавшиеся воедино, они долго не могли отдышаться. Наконец Гэвин проговорил:

– Что ж, милая, ты победила. Признаю, скакать верхом ты можешь.

Сэм что-то пробормотала, уткнувшись ему в плечо; ему показалось – кажется, что-то вроде «вот именно, черт возьми!»

– Кто бы знал, что так весело быть женатым, – прошептал Гэвин, целуя ее в висок и поглаживая по спине.

Она подняла голову, чтобы взглянуть на него. В уголках зацелованных губ заиграла редкая гостья – улыбка.

– Может, давно пора было попробовать?

– Ну нет, милая. Если бы я женился раньше – женился бы не на тебе.

Она в смущении опустила ресницы. Гэвин же приподнял голову, чтобы ее поцеловать, на этот раз – нежно. И он был поражен ее ответом, совсем не сочетавшимся со всем тем, что уже знал о ней.

Жена ответила на его поцелуй неуверенно, почти робко. Словно не верила, что заслуживает нежности.

Страстное желание защищать ее и оберегать охватило его в этот миг – и стало еще сильнее, когда она провела ладонью по его обветренной щеке.

С хриплым стоном он сжал ее в объятиях и снова перекатился, подмяв ее под себя.

С чего он только взял, что Сэм – грубая и несговорчивая девица? Верно, поначалу она такой казалась. Вся – сплошные острые углы и ядовитый язык.

Но вовсе не ядовитым был ее язык сейчас, когда она целовала его. Да и вся она, уже начавшая соблазнительно двигаться под ним, была какой угодно, но только не жесткой и не грубой.

Охваченный каким-то совершенно чуждым для него и даже пугающим чувством, Гэвин крепко сжал ее в объятиях.

– Поверить не могу… – начал он.

Но тут двери конюшни распахнулись, и над новобрачными загремел мощный бас Имона:

– А ну пошевеливайся, ленивая скотина! Весь день мне, что ли, тебя дожидаться?

Сердце Саманты замерло на несколько невыносимых мгновений – пока она не сообразила, что Имон обращался к мулу.

Испустив хриплое проклятье, Гэвин скатился с нее, вскочил на ноги и, повернувшись к двери спиной, быстро застегнул брюки, заправил в них рубашку и оправил на себе жилет.

С ужасом глядя, как старший Монахан тащит упрямое животное в конюшню, Саманта расправила смятые юбки и начала нащупывать свою трость.

Муж помог ей подняться с пола и подал трость в тот самый миг, когда седобородый ирландец заметил их и, сощурив янтарные глаза, взглянул на молодую пару с некоторым подозрением.

– Доброе утро, Имон! – радостно воскликнула Саманта. – А мы тут как раз… то есть… я споткнулась и…

– Милая моя, я прекрасно понимаю, чем вы занимались на соломе, – проворчал конюх, однако озорные искорки в его глазах говорили о том, что он вовсе не сердился. – Вы забыли, что я уже добрых тридцать лет служу Маккензи!

– Ты ведь знаешь, что я больше не Маккензи, – сказал Гэвин, как бы невзначай выбирая соломинки из волос Саманты, а та с трудом удерживалась от смеха.

– Ты-то да, а вот дружок у тебя штанах…

– Осторожнее, старик! – проворчал Гэвин, – но было ясно, что он тоже нисколько не сердился.

Трижды перекрестившись, Имон повернулся к мулу и проворчал:

– Иисус-Мария-Иосиф, как я мог забыть, что за этими новобрачными глаз да глаз нужен? Чуть отвернешься – они уже делают детишек где-нибудь на соломе! И как теперь давать эту солому добрым католическим лошадям?

– Мы никакого греха не совершили, – заметила Саманта. – Мы ведь женаты.

– Может, это и не грешно, но на редкость порочно! – С этими словами Гэвин чмокнул ее в щеку, чувствительно ущипнул за зад и медленно направился в стойло Деметрия.

Саманта очень постаралась не провожать его глазами. Но не смогла.

– Зачем пришел, Имон? – спросил конюха Гэвин. От хриплых ноток в его голосе в груди Саманты что-то сладостно сжалось.

Улыбка мигом исчезла с лица пожилого ирландца. Бросив красноречивый взгляд в сторону Саманты, он вполголоса ответил:

– За телегой. Надо… мусор вывезти из Эррадейла.

– Ты хочешь сказать, трупы? – Саманта решила, что лучше говорить начистоту.

– Да. Слава богу, и прошлая, и нынешняя ночка выдались морозными!

Сэм охватила тревога, и к горлу ее подступила тошнота. Судорожно сглотнув, она спросила:

– И что вы с ними сделаете? – «Что со мной будет?» – вот какой вопрос мучил ее на самом деле.

– Бросим их в море с утесов Даб-Горм, – недобро прищурившись, ответил Гэвин. – И пусть тюлени обглодают их кости.

Выражение лица Имона подсказало Саманте, что не только ее встревожило мрачное удовлетворение, прозвучавшее в голосе мужа.

– Но Торн, они ведь из агентства Пинкертона. Хоть это и не агенты американского правительства, но… их хватятся и будут искать, – со вздохом добавил ирландец.