Казалось, это не самый удачный способ начать что-то, чем бы это ни было или во что бы это ни могло перерасти. В прошлом у меня было много неудачных отношений, одни – короткие, другие – более продолжительные, но все они отходили на второй план. Я всегда мечтал о партнере, возможно даже о собственной семье, но так и не встретил подходящего человека. К тому же я полагал, что никому не могу быть нужен, но все еще питал слабую надежду – может, в этот раз мне наконец повезет.

В тот вечер, однако, моя голова была в полном разладе с сердцем. Я смотрел на Элли и не мог перестать думать о том, насколько нелепо, что эта обворожительная девушка вообще сидит напротив меня. Я начал что-то мямлить, пытаясь завести веселую беседу, но не мог подобрать слова. Она меня словно заворожила. Как такое могло случиться? Ситуация была безнадежной. Она между тем была очень доброй, заботливой и понимающей. Думаю, она почувствовала, что мне нелегко, и через несколько минут сказала, что может уйти, если мне неловко, и, если я захочу, можем перенести встречу. Допив свой первый бокал красного вина, я решил остаться. Вечер продолжался, и мне становилось все легче, и к концу ужина я был уже по уши влюблен. Вот так все просто. Я понял, что ждал эту женщину всю свою жизнь. Элли словно перепрошила мой мозг, и к концу вечера мы вместе смеялись и шутили, и мне казалось, словно я знаю ее всю свою жизнь. В ту жаркую августовскую ночь мы шли вдоль Темзы, глядя на мерцающие над водой огни; я наклонился, чтобы взять ее за руку, и мне показалось, что у меня вот-вот разорвется сердце.

После того первого свидания она уехала в зарубежную командировку, а я отправился на конференцию в Вашингтон. Когда же оба вернулись в Лондон, мы снова встретились и две недели не расставались.

Впереди, однако, нас ждала разлука: мне предстояло выполнить обещание, которое я дал Муниру, Аммару и остальным хирургам, и вернуться в Алеппо. У меня было три недели, чтобы разобраться с делами в больницах «Честер и Вестминстер» и «Сент-Мэри», после чего я должен был уехать еще на шесть.

За несколько дней до моего отъезда в Сирию у Элли тоже была деловая поездка. Мы оба были в слезах, когда я высадил ее в Хитроу. Появление этого человека в моей жизни казалось настоящим чудом. Я чувствовал себя дрейфующим в одиночестве во все более опасных водах открытого моря, и вдруг мне бросили спасательный круг. Проводив ее на посадку, я пообещал, что непременно вернусь. «Скоро увидимся», – сказал я, только вот сам не до конца в это верил. Частичка меня думала, что мы видимся с ней в последний раз. Я был уверен, что поездка в Сирию станет последней. И дело тут не в том, что я больше не хотел работать добровольцем, – просто сомневался, что мне удастся ее пережить.

По сути, план был таким же, как и в 2013-м: провести неделю в больнице Баб эль-Хава на севере, а затем отправиться на пять недель в Алеппо. На этот раз, однако, за нами по пятам должна была следовать съемочная группа – Четвертый канал снимал документальный фильм о неотложной медицинской помощи на линии фронта в Сирии. Продюсер должен был полететь с нами, набрать и обучить съемочную группу на месте. Первыми отснятыми кадрами были мои сборы в квартире – как я укладываю в чемодан свою газовую маску вместе с остальным оборудованием, – после чего мы отправились в путь.

Мы встретились с Аммаром в Стамбуле, а затем втроем вылетели в Хатай, ближайший аэропорт к турецко-сирийской границе. Я не осознавал, сколько съемочного оборудования везет с собой продюсер, пока не пришло время проходить таможню и его не остановили. Он объяснил, что мы будем снимать в Турции фильм о наблюдении за птицами, но им наверняка была очевидна истинная цель – ума не приложу, как нас все же пропустили.

Мы погрузили вещи в присланную машину и успели отъехать от аэропорта всего на полмили, когда нас остановили три полицейские машины. Полицейские вывели нас наружу и тщательно проверили все документы и коробки со съемочным оборудованием. Мы все придерживались одной и той же версии. Примерно через час нам разрешили продолжить путь, строго предупредив, что если наша история не подтвердится, всех посадят.

Мы ненадолго заскочили в Рейханлы, откуда нас с Аммаром отвезли к пограничному переходу, а затем в Баб эль-Хава. Продюсер остался в Рейханлы, чтобы обучить операторов, которые должны были поехать следом за нами. Я был чрезвычайно рад встретиться с сотрудниками больницы. Вскоре пациенты уже выстроились в длинную очередь на прием. У большинства были пулевые и осколочные ранения, а их гноящиеся раны срочно нуждались в пересадке кожи. Здесь не были предусмотрены больничные кровати для длительного ухода, поэтому пациентов, как правило, быстро выписывали. Их повязки редко когда менялись в стерильных условиях, в ранах развивалась инфекция, и они долго не заживали, подвергая пациента значительному риску.

Примерно у половины пациентов амбулаторного отделения, открытого специально для меня, были подобные травмы. У остальных были обширные ожоговые рубцы на те-ле, а лица искажены стянутой от ожога кожей. За последние двадцать лет я стал довольно компетентным пластическим хирургом-любителем, а в зоне боевых действий эстетическая планка несколько ниже, чем, скажем, в Беверли-Хиллз, так что я мог выполнять большинство необходимых простейших операций, только вот работы было непочатый край.

Я был рад, что здание Баб эль-Хава, где прежде располагалась таможня, превратилось в больницу с четырьмя операционными. Количество койко-мест увеличилось до сорока, и теперь это была полноценная районная больница общего профиля. Ничего из этого не случилось бы без постоянной помощи и поддержки благотворительных организаций, которые трудились круглосуточно, чтобы обеспечить финансовую поддержку для переоснащения здания и оплаты труда персонала.

Мне выделили операционную вместе с анестезиологом и другим персоналом, которые были доступны двадцать четыре часа в сутки для выполнения плановых операций, но в больницу до сих пор поступали и пациенты со свежими травмами. Помимо привычных огнестрельных и осколочных ранений от авиаударов, мы сталкивались и с разрушительными последствиями нового оружия правительства – бочковых бомб. Вертолеты взлетали с сирийских правительственных баз со стальными бочками на борту, начиненными пятьюстами килограммами тротила. Они зависали на километровой высоте над своими целями – зачастую жилыми районами и все чаще больницами – и сбрасывали эти самодельные бомбы. Прежде мне не доводилось сталкиваться с чудовищными последствиями взрывов бочковых бомб, но вскоре этому было суждено измениться.

Я был рад, что в Баб эль-Хава ко мне присоединились мои хорошие друзья из предыдущей поездки: Абдулазиз, который теперь работал в Турции, но регулярно пересекал границу, чтобы провести спасительную операцию в Алеппо, и мой юный друг, пластический хирург Абу Васим.