Казарин не был здесь двадцать два года.

Двадцать два года он не видел арены цирка! Вот этой – своей, родной, в опилках которой родился! Арены его побед и краха всех надежд. Арены, взрастившей из него мужчину и по большому счету научившей вставать, как бы больно ни падал.

А теперь Даниил пришел сюда с дочерью.

На манеже работали репетицию сразу несколько групп артистов – воздушные гимнасты оттачивали на земле поддержки, акробаты репетировали свой номер. Отец уже много лет занимал пост директора цирка, сменив Элеонору Артуровну, а мама была его первым замом и главной помощницей во всем. И вроде как им, при таких должностях и занятости, проводить тренировки артистов не полагалось, да и времени не хватало, но каждый день они приходили на занятия и принимали участие в тренировках акробатов.

– Пап! – Глаша дернула Казарина за руку и, придвинувшись поближе, зашептала, затараторила горячо: – Я их знаю! Это же знаменитые Архаровы! Архаровы, пап! Они офигительные! У меня есть на диске запись номера, с которым они во Франции первое место и Гран-при взяли в конкурсе. Обалденный номер! Очень-очень крутой! Па, а ты их знаешь?

– Знаю, – наклонившись к ней, тихо ответил Даниил и распорядился: – Глаш, сядь на кресло и посиди. Подожди, пока я тебя позову.

– Папа! – визжала шепотом от восторга неугомонная Глашка, до которой вдруг дошло, зачем они здесь. – Ты меня им хочешь показать?! Да?!

Это же!..

– Так, дочь, – включил строго отца Казарин, еле сдерживая улыбку, – давай-ка договоримся: ты сидишь смирно, а я пойду поговорю. Потом покажешь свою программу, как мы планировали и отрабатывали, и будешь помалкивать до поры. Поняла?

– Поняла! – радостно кивнула она, усаживаясь на ближайшее кресло и, разумеется, не удержалась и шепотом же спросила: – А ты с ними, да, работал?

– Да, – улыбнулся он, погладил девочку по волосам, поцеловал в лоб и напомнил: – Помалкиваешь.

Она кивнула, светясь восторгом, сделала жест двумя пальчиками, застегнув рот, и демонстративно уселась поглубже в кресле – всем видом изображая послушную дочь, правда, с непослушными чертенятами, скачущими в глазах.

Но Даниил уже отвернулся и улыбаться перестал, глядя на манеж, в котором работали родители. Им обоим исполнилось по шестьдесят, но они находились в великолепной форме и, продолжая тренировать артистов, сами способны были еще многое показать и сделать – гибкие, подтянутые, энергичные, спортивные.

Первым его заметил отец. Он подошел к жене, приобнял ее за талию, что-то сказал ей на ухо. Она резко повернулась к Даниилу. От удивления у нее расширились глаза и подозрительно начали посверкивать, наполняясь слезами.

– Перерыв десять минут! – крикнул артистам Антон Илларионович.

Взял за ладошку жену, и они направились к бортику арены навстречу сыну.

– Данечка! – Мама смотрела на него радостным и в то же время настороженным взглядом, сложив почти молитвенно ладошки на груди. – Ты пришел в дом!

Домом их семья частенько называла свой цирк. И это было истиной гораздо в большей степени, чем те дома и квартиры, в которых они жили. Цирк, по сути, и являлся их единственным домом и смыслом существования.

– Пришел, – улыбнулся он грустно, переступил через барьер и обнял ее, отстранился, не выпуская из рук, посмотрел в лицо и признался: – Но по делу.

– Главное, что пришел, – сказал отец.

Даниил чмокнул маму в щеку, повернулся к Антону Илларионовичу, они пожали руки друг другу и тоже обнялись. Постояли так чуть-чуть.

– Двадцать два года не был, – сказал Казарин, отпуская отца, – даже сердце защемило.

– А ты подыши, подыши духом родным, оно и отпустит, – посоветовал отец, положив руку на плечо сына.

– Что за дело, Данечка? – забеспокоилась вдруг мама. – Приехал и не предупредил. Случилось что?

– Нет, – поспешил успокоить Даниил, но задумался и хмыкнул. – Хотя, как сказать. – И тут же переключился на деловой тон: – Я тут девочку одну привел, хотел чтобы вы ее посмотрели.

– Девочку? – недоуменно переспросила Стелла Ивановна.

– Девочку, – подтвердил Казарин и пояснил: – Ей десять лет, и мне кажется, что у нее очень хорошие данные, но она занималась у фигового преподавателя, который больше навредил, чем научил. Кое-какие элементы мы причесали, но до идеала далеко. Я хотел, чтобы вы посмотрели, насколько она перспективная.

– Давай, посмотрим, – сразу же перешел к делу Антон Илларионович. – Где она?

– Да вон, – указал на Глашку Даниил, махнул, подзывая дочь, и перешагнул барьер обратно: – Мы сейчас.

Глашка подбежала к нему в нетерпении, глаза горят, посматривает на великих Архаровых украдкой, но Казарин быстро привел ее в рабочее состояние.

– Так, Глаша, – строго руководил он. – Давай разоблачайся.

Они решили, что Глашка заранее оденется в костюм для тренировок, чтобы не тратить время на переодевания и поиск гримерной, она только легкую ветровку накинула сверху, которую сейчас быстренько сняла, сунула отцу в руки, переобулась в сменную обувь, а Даниил наставлял тем временем:

– Сделаешь ту связку, что мы с тобой репетировали, и пока больше ничего. Отработаешь и пойди посиди в первом ряду, посмотри, как артисты занимаются, пока мы все обсудим. Договорились?

– Да! – очень серьезно ответила Глаша, встала, вытянувшись стрункой, и очень серьезно уверила: – Я готова.

– Не нервничай, – посоветовал Казарин, – делай все в удовольствие, спокойно.

– Хорошо, пап! – кивнула Глашка.

Они вместе подошли к ожидавшим их родителям Даниила, и он представил девочку:

– Это Глафира, знакомьтесь.

– Здравствуйте, – поздоровалась она.

– Здравствуйте, – ответил Антон Илларионович и предложил: – Проходите на манеж и начинайте, – а затем спросил: – Вам надо подготовиться или что-нибудь еще?

– Нет-нет, – почти испуганно заверила Глашка и заторопилась.

Она встала в начальную позу, отсчитала про себя некий ритм и раз-два-три для вступления и начала выполнять упражнения. Даниил с родителями оставались за барьером и наблюдали за ее выступлением. Она неплохо работала, но ремесленности не хватало – того, что оттачивается годами на постоянных тренировках до автоматизма, до рефлекса, то, без чего не бывает мастерства.

Глафира закончила и вместо репризы, просто поклонилась, как они и договаривались с Даниилом и, кивнув отцу, перелезла через бордюр и села на кресло в первом ряду.

– Ну, – чувствуя, что напрягся от ожидания оценки, спросил Казарин у родителей. – Что скажете?

– Очень одаренный ребенок, – ответил отец.

– Данные потрясающие, – кивнула, соглашаясь с ним, Стелла Ивановна с неким удивленным восхищением. – Поразительные, я бы сказала, уникальные данные. Врожденная растяжка просто потрясающая. Но полное отсутствие базовых навыков. Хотя кое-что и есть, наверняка гимнастикой занималась.