— Как ты узнал обо всём этом? — потрясенно пробормотал фон Белов.

— Агенты, — с тем же отстранённым видом пояснил генерал. — Фюрер подчинил мне кое-какие ресурсы ведомства господина адмирала.

Адъютант непроизвольно хихикнул. Да, скандал был знатный, Канарис мало что брови себе не выдрал.

— Но информации всё равно слишком мало. Чёртовы русские каким-то образом наловчились раскрывать наших людей, словно чувствуют, когда мы пытаемся провести очередное внедрение.

— Кто-то сливает им информацию? — насторожился фон Белов.

— Вряд ли. Мы работаем довольно автономно, изолированно от центра.

Генерал тут же осекся, кинув на собеседника внимательный взгляд. Адъютант успокаивающе покачал головой: всё в порядке, это же я, твой верный Николаус…

— Ты собираешься просить у Фюрера ещё подкреплений? — спросил он, меняя опасную тему.

— Вряд ли это сейчас будет хорошей идеей, — неохотно признал Каммхубер, — по крайней мере до взятия Москвы.

— О, это не станет проблемой, — уверенно сказал фон Белов, — осталось совсем немного, неделя или две.

— Да, я уже слышал это… неделю или две тому назад.

Генерал покосился на дверь в кабинет Гитлера, огладил свою пухлую папку. Вздохнул.

Непривычно было видеть старину Йозефа в таких расстроенных чувствах. Фон Белов заёрзал на жёстком стуле.

— Они практически свободно действуют в тылу наших войск, — сказал Каммхубер, — на севере Украины, на территории Белоруссии до Бобруйска — чёрт бы взял эти славянские названия, — даже почти до Минска — это уже давно перешагнуло рамки простых партизанских действий. Фактически войска уже сейчас чувствуют снижение эффективности основной логистики… а ОКВ почувствует очень скоро, когда ситуация под Москвой вынудит этих карьеристов из «Центра» перестать наконец врать в своих победных реляциях.

Он оставил папку на столе и обеими ладонями потер виски.

— Если бы только фюрер санкционировал нанесение полномасштабного удара, если бы только.

Адъютант покачал головой:

— Йозеф, ты же знаешь, какое значение Фюрер придаёт… этой проблеме. Сейчас твоё влияние таково, что…

— Какое влияние, Николаус, о чём ты говоришь? — с горечью проговорил Каммхубер. — Будь у меня хоть толика нужного влияния, я решал бы задачу совершенно иными средствами. А сейчас мне приходится плясать грютмакерюнг вокруг Скорцени, надеясь хоть как-то принудить этого хвастливого идиота к решительным действиям. Лаяться с высокородными — извини, Николаус, — тупицами из вермахта, которым кажется, будто вопросы логистики второстепенны, а снаряды, хлеб и тёплая одежда их солдатам под Москву прилетят сами собой, по воздуху. И, кстати, о воздухе: этот боров…

Он резко замолчал.

«Ага, — с удовлетворением ёрзая на стуле, подумал фон Белов, — штабная жизнь кое-чему тебя всё-таки научила».

Сам он всегда чувствовал приближение тех, кто имеет возможность плюнуть тебе на голову. Кажется, и старина Йозеф понемногу научается.

Двери кабинета Фюрера широко распахнулись в приёмную под натиском внушительного белого живота.

— Ба! — чувственным густым баритоном произнёс живот. — Да это же наш чудесный, чудесный Каммхубер!

— Хайль Гитлер, — вежливо сказал чудесный, чудесный Каммхубер, вставая навстречу животу.

«Однако, — подумал фон Белов, — неужто расположения старины Йозефа ищет сам Гёринг?..»

Решительно, решительно идёт в гору!..

— Умный — гору обойдёт.

— Напрасно Вы так, Дмитрий Михайлович, в горах-то подъёмников нет, а у нас тут — смотрите, какая красота. «Турболифт» называется.

— А я вот слышал, — влез в генеральскую беседу нетерпеливый Коля, — что и в горах бывают подъёмники. Вот, говорят, в Геленджике канатную дорогу строить собираются, на Маркотхскую гору, кажется.

Товарищ Мясников возмущённо воздел глаза к потолку коммуникационной башни и незаметно показал Половинкину мощный четырёхпалый кулак. Коля спохватился, стушевался и замолк.

— Маркотхский хребет, — рассеянно поправил Карбышев, снова отворачиваясь к Рокоссовскому. — Так вы говорите, что у нас с авиацией такое особенное?

— Пока ничего, — несколько смущённым тоном ответил командующий, — извините, Дмитрий Михайлович, невольно вас в заблуждение ввёл.

Карбышев улыбнулся.

— Извиняю, Константин Константинович. А теперь выводите.

— Дело в том, что существенной потребности в истребительной авиации у нас на текущий момент нет — ПВО наше вы себе прекрасно представляете.

— Представляю, — кивнул Карбышев. — Да и под Москвой истребители сейчас нужнее, что говорить.

— Да. Однако Ставка в ближайшее время намерена предоставить нам до восьми современных бомбардировщиков.

Генерал-лейтенант неопределённо хмыкнул.

— Восемь машин… Константин Константинович, вы же понимаете, что без истребительного прикрытия, без соответствующего обеспечения что восемь, что восемьдесят — одинаково обречены на немедленное уничтожение авиацией и ПВО противника.

Рокоссовский сдержанно улыбнулся.

— Извините, полагаю, после знакомства с представленными Ставкой документами вы своё мнение перемените.

Что-что, а соображал Карбышев быстро.

Генерал-лейтенант посмотрел в узкое окно вниз, на ангары седьмого яруса.

— Машины союзников? — произнесено это было уже вполне утвердительным тоном. — Какова бомбовая нагрузка?

— Пятнадцать тонн.

Коля восторженно пискнул: у огромного ТБ-7, который он и видел-то только на картинке, — четыре тонны, а у иногда прилетавших на их жёлтый аэродром ДБ-3 — всего-то две с половиной.

— Это что же, стратегическая авиация? — поразился Карбышев.

Рокоссовский покачал головой.

— В том-то и дело, Дмитрий Михайлович, именно что тактическая. Могут и в штурмовом качестве, полагаю, применяться. Правда, с пилотами сейчас некоторые проблемы — но решаются.

— И что же это Ставка в такой ответственный момент неожиданно расщедрилась? Я, впрочем, не авиатор, но, насколько понимаю, эффект от применения таких самолётов может быть грандиозный.

— Москва держится, как вы знаете, и держится уверенно. Вариант применения авиации союзников в обороне столицы рассматривался, но существует немалый риск утратить машины в массовых воздушных боях. А это — сами понимаете. Возобладало мнение, что большего эффекта можно достигнуть, атакуя коммуникации противника на территории Белоруссии. Ставка предполагает перейти к планомерному уничтожению инфраструктуры снабжения немецкой армии — формируется единое руководство партизанской борьбой, готовится большое количество диверсионных групп ОМСБОН… собственно, товарищ Мясников может внести ясность.