Гесура неопределённо повела лекками.

— Как-то сошлись… Он неплохой. Мне бы выбраться отсюда… тогда всё пойдёт по-другому.

— Нам всем надо выбраться, — заметила Юно.

Твилекка быстро шмыгнула носом.

— Конечно, я так и сказала. Как же холодно всё-таки, ты не находишь?

— Да, — сказала Юно.

Она вдруг вспомнила о Половинкине и обернулась, но сзади, как всегда опустив голову, неслышно двигался Старкиллер.

— Это ты?.. — глупо спросила Юно.

Юноша молча протянул ей свою куртку.

— Тут, во-первых, телогрейку надо. Две, во-первых. Одну без рукавов, а сверху вторую. Вот тогда считается — хорошо одет.

— Непросто здесь у вас, — признал Берия, поеживаясь на ветру, — а зимой как же?

— Да примерно так же, товарищ Народный комиссар. Привыкаешь, во-первых. Ну и в этом году что-то раненько похолодало, обычно только к концу ноября так заворачивает.

— Вы тут сколько уже? — спросил Лаврентий Палыч, подразумевая проект.

Собеседник понял его верно:

— С шестнадцатого октября, как карту получили. Николай Константинович тогда ещё возражал, вы помните.

Берия поплотнее запахнул шинель и улыбнулся:

— Правильно возражал. Я бы на его месте тоже возражал.

Нефтяник верно расценил его улыбку, но предпочёл промолчать. Это-то было вполне объяснимо: по всем теориям, прогнозам, оценкам, мнениям научных авторитетов — большой нефти в Западной Сибири быть не могло. Кто ж знал, что радары инопланетного корабля, так вовремя вывалившегося на орбиту Земли из этого их «гипера», обладают настолько замечательными способностями?..

Конечно, точную геологоразведку приходилось вести по старинке, ставя скважины в намеченных местах. Но эти расходы невозможно было даже сравнить с теми, которых потребовала бы полноценная, масштабная отработка огромных необжитых — а хотя бы и населённых — территорий СССР.

Учебник, подумал Берия, учебник арифметики — с ответами на последней странице. Мы не осваиваем математику, мы всего лишь подгоняем решение под заранее подсмотренный результат.

Кто-то скажет, что с дидактической точки зрения это катастрофа: невозможно усвоить материал курса, не прорешав его задания самостоятельно. Вот только нет у нас ни времени, ни сил на многократное повторение однообразных, многажды решённых задачек. Так уж вышло: мама не пожалеет, звеньевой подтягивать не станет, деканат на осень не оставит — либо хватаешь на лету, либо умираешь. Да и не сводится дидактика к жёстким схемам — каждый обучающийся требует особого подхода.

— Кому года хватит, а кто и за два управится — так, кажется, любит приговаривать вечно ухмыляющийся профессор Сифоров.

Берия покосился на клацающего зубами офицера связи, неотрывно шагавшего следом. В планшете у парня свято хранилась новейшая сифоровская разработка — портативная рация дальней связи, с шифрованием передачи.

Впрочем, и профессионально-подозрительный Судоплатов, и сам Берия с самого начала внедрения этих устройств были практически уверены, что для союзников эти шифры преградой не являются.

— Пускай, — сказал тогда Иосиф Виссарионович, рассматривая новинку, — мы всё равно не собираемся возлагать какие-либо особые надежды на безопасность протокола. Мы возлагаем особые надежды на прочность наших сердечных и взаимовыгодных отношений с союзниками.

Берия улыбнулся и потёр зябнущие руки. Термин «выгода» не отражал и малой доли открывающихся перед Советским Союзом перспектив. Взять хоть эту самую геологоразведку: ведь «Палач» передал не только сведения о запасах углеводородов. В кремлёвской переговорной параллельно с трудягой Прокси пришлось установить ещё двух роботов, и занимались они почти исключительно тем, что круглосуточно вычерчивали карты Земли. Всей, всей Земли! Хотя радары союзников честно указывали, что достоверность сведений падает по мере удаления от текущего расположения «Палача». На картах роботы последовательно отмечали месторождения всего, о чём Лаврентий Палыч знал; многого, о чём слыхал краем уха; а затем и ещё кое-что, о чём даже не догадывался.

Судя по всему, и никто из земных учёных не догадывался. На недавнем совещании Иосиф Виссарионович со сдержанным смешком рассказывал о том искреннем облегчении, с которым Лорд Вейдер сообщил ему о наличии на территории СССР месторождений каких-то крайне важных кристаллов, необходимых для обеспечения работы силовых систем и вооружения инопланетной техники. Спешно привлечённые специалисты сперва пожали плечами, затем развели руками: науке не известно. Разумеется, представитель Империи получил заверения в немедленном начале совместной разработки залежей.

Осторожный Берия по-прежнему считал, что излишнее усиление инопланетных союзников ни к чему, но Сталин сказал:

— Лаврентий, делать ставку на слабость нельзя. Ставку следует делать на силу. Нашу общую силу.

Начальство… оно такое.

А ведь, скорее всего, его собственные подчинённые думают о нём примерно так же.

Лаврентий Палыч повернулся к офицеру связи:

— Артамонов, садись-ка в машину.

— Никак нет, товарищ нарком, — довольно браво пробормотал иззябший парень, — у меня приказ.

— Я же его и подписывал, твой приказ, — добродушно сказал Лаврентий Палыч, — быстро в машину, отогревай устройство.

— Есть, — козырнул Артамонов.

Обоим было ясно, что Берия просто нашёл предлог: если кого и надо было отогревать, то всяко не рацию. Пластмассовые, почти игрушечные на вид устройства работали практически без сбоев. Интересно, что ещё можно вылепить из этих самых полимеров?.. Как раз из нефти их производить удобнее и выгоднее всего.

Он повернулся к переминающемуся с ноги на ногу нефтянику:

— Значит, подтверждаете?

— Так точно, — подтвердил впечатлённый строгой армейской дисциплиной «пиджак». Хотя какой там пиджак, когда две телогрейки… — Подтверждаю обе скважины. А, во-первых, пройдёмте сюда на возвышение, отсюда хорошо будет видно. Вы знаете, товарищ Народный комиссар, привыкаешь — и так здесь красиво!.. Мы, во-первых, здесь кое-что сжигаем на месте, пар оседает прямо поверх инея, и знаете, пока не застынет — роса белая, как яблони в цвету.

— Фарман Курбанович,[5]— вежливо сказал нарком, — я тоже очень соскучился по яблоням в цвету. Это очень поэтично. Я ценю поэзию. Я высоко ценю поэзию. Но у меня до отлёта на всё про всё остаётся двадцать пять минут. Хорошо? Так что идёмте… куда, сюда? Идёмте сюда.

— Сюда иди, морда.

Обычно на такое приглашение, да ещё от не по-интендантски доброго интенданта Куравлёва, Гитлер прискакал бы мгновенно: поесть псинка любила. Настрадавшийся от голода и одиночества в страшном белорусском лесу крупный полуторагодовалый щен немецкой овчарки легко прижился в Советско-Имперском коллективе, хотя Старкиллера, от которого в своё время словил, прямо скажем, знатнейшую оплеуху, по-прежнему ощутимо опасался. В первые недели случайного, ещё неуверенного существования лагеря его обитателям было не до уюта, а когда нет уюта — ни снаружи, ни внутри, — проще всего завести какую-никакую зверушку.