Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, и на пенсию идти не придется! – оживился один из них и начал искать коэффициент, благодаря которому можно вычислить средний возраст работников Тайм Инк и новый пенсионный возраст.
Тебби отошла от них. За бортом плескались голубые воды. На горизонте океан сливался с небом. Тебби сжала поручни так сильно, что побелели костяшки пальцев, заломило суставы. Перед глазами поплыли жители острова. Перед глазами поплыли все те, кто остался вне острова. Гнев закипел, забурлил, полился через край беспомощными слезами.
Или же нет?
Тебби замерла. Идея была странной и немного пугала. Никогда прежде она не желала никому смерти, никогда прежде не чувствовала этой черной, съедающей зависти.
«Нужно лишь дождаться удобного момента», – решила Тебби, представляя, как запускает остановленные на острове процессы. Время вернется. Время вернет свою неизбежность. Свое крушение надежд, свою смерть, свою безнадежность, свой гнев…
– На работу или совсем? – Проскрипела вышедшая на палубу старуха, обращаясь к Тебби.
Морщинистые руки обхватили стальной поручень, голубые глаза устремили взгляд к горизонту.
– Пытаетесь угадать сколько мне лет? – спросила старуха.
– Нет, – честно призналась Тебби.
– Восемьдесят семь, – сказала старуха. – Я не хотела ехать, но дочь сказала, что я теперь просто обязана присмотреть за внучкой.
– Так у вас там внучка?
– Уже, наверно, совсем взрослая! – старуха расплылась в протезированной улыбке.
– Ну, а вы?
– Я даже не знаю, – призналась Тебби. – Думала, что работаю здесь. С самого начала работаю. Считала себя важной частью этой системы, а когда мне понадобилась помощь, когда мои родители стали угасать на моих глазах, все, что мне позволили – это взять отпуск и проститься с ними.
– А вы хотели отправить их сюда?
– Конечно.
– А дети?
– Что?
– У вас есть дети, супруг?
– Говорите так, словно работник кредитного отдела.
– Просто интересуюсь.
– Нет. Никого.
– Это не правильно, – снисходительно улыбнулась старуха.
– Вот и я говорю! – оживилась Тебби. – У меня никого не было кроме родителей, а мне отказали в кредите, чтобы отправить их на этот чертов остров.
– У вас все еще есть ваша жизнь.
– Что вы имеете в виду?
– Что если мы не можем чего-то получить, то это не значит, что кто-то другой не имеет на это права.
– Утешили! – скривилась Тебби.
– Знаете, о чем мечтает моя внучка? – старуха не стала дожидаться вопроса. – Убраться с этого острова, учиться, завести семью, детей, внуков…. Но в ней нет ненависти к вам. Несмотря на то, что вы – это все то, о чем она сейчас может мечтать.
– Во мне тоже нет ненависти, – соврала Тебби.
Старуха смерила ее внимательным взглядом и кивнула. Тебби почему-то тоже кивнула.
Лодка достигла острова. На борту остался капитан и Тебби.
– Вы не собираетесь спускаться? – спросил капитан.
Тебби не ответила. По желтому берегу шли коллеги и старуха, которая приехала к своей молодой внучке. Старуха обернулась и помахала Тебби рукой. На этот раз протезированная улыбка понравилась Тебби. Улыбнулся даже капитан.
– Ваш родственник? – спросил он Тебби, указывая на старуху.
– Нет, – сказала Тебби, крепче берясь за поручни, когда лодка тронулась с места, запрыгала по неспокойным волнам прочь от острова.
– Нам туда никогда не попасть! – тяжело вздохнул капитан.
– А вам бы хотелось?
– Мне? – капитан растерянно хлопнул глазами. – А кому бы ни хотелось?!
– Вы разве больны?
– Нет, но все-таки…
– Глупо… – тихо сказала Тебби, увидела, как капитан пожал плечами, и отвернулась, не желая больше разговаривать.
Остров превратился в крохотную точку. Далекий остров. Остров, на который она больше не собиралась возвращаться.
В голове был кавардак, война, хаос. В голове было безумие. Безумие, к которому Рассел Тернер не имел никакого отношения.
– Нет, черт возьми, имеешь! Еще как имеешь! – закричала его жена Линдси. Закричала в его голове.
Рассел зажал руками пульсирующие виски. Казалось, еще немного и из глаз потечет кровь. Казалось еще немного…
Рассел прижался к стене, отвернулся от проезжающей патрульной машины.
– Помните! Пересадка сознания незаконна и преследуется по закону! – раздавался из мегафона монотонный голос.
– Ты слышишь, что они говорят? – спросила Рассела жена.
Он зажал ладонями уши, заранее зная, что это не поможет. Голос жены был в нем, внутри. Поэтому надо было учиться жить с этим. На губах заиграла невольная улыбка.
– О чем ты только думал?! – завелась Линдси, прочитав ту часть мыслей, в которой он надеялся, что даже после ее смерти, они смогут остаться вдвоем.
Мимо, сверкая синими огнями, паря над автомобильным потоком двигалась агитационная машина.
– Триста пятьдесят лет назад ученые научились сохранять сознание, – рассказывала машина, приятным женским голосом. – Триста сорок три года назад удалось пересадить сохраненное сознание в голову другого человека. Родители продолжали жить в своих детях, гении – в своих учениках. Знания не должны были больше умирать. Знания жили, накапливались… – где-то далеко зазвучала полицейская сирена, перекрывая голос на мгновение. – Человечество замерло, ожидая новых открытий. Наука, искусство… – где-то раздались выстрелы. – Но вместо ожидаемого прогресса, начался спад, застой. Не появлялось новых теорий, новых открытий, новых стилей, законов… Мир замер, отказываясь принимать смену поколений. Старый мир… – мимо Рассела промчались несколько патрульных машин. – В результате был принят закон, запрещающий подобные пересадки, – снова послышался голос машины-агитатора. – В одной голове должно находиться одно сознание. Во имя Бога. Во имя нашего Будущего. Все официальные центры по пересадке закрыты. На сегодняшний день в живых осталось двадцать пять человек, в которых все еще официально продолжают находиться два сознания. Возраст младшего 68 лет, возраст старшего – 91 год. Новых официальных экспериментов не будет. Все прочие операции по пересадке сознания признаны незаконным и подлежат наказанию. Во имя Бога. Во имя нашего Будущего…
Рассел нырнул в подворотню. Запахло дымом, порохом. В воспоминаниях что-то вспыхнуло, хотя он не был уверен, чью жизнь сейчас видит: свою или жены. Все стало одним целым, общим.