Площадь. Илайджу привлек шум толпы, доносившийся с центральной площади. Люди окружили деревянный помост, на котором шел открытый процесс над хозяином крохотной местной типографии Синедом Кричлоу. Художник остановился, начал слушать, попытался вспомнить жену Кричлоу, в убийстве которого и обвиняли хозяина типографии, но так и не смог.

Наконец, судья поднял руку, попросил всех замолчать.

– Виновен, – тихо сказал он, и все снова зашептались.

На новой виселице сидел черный ворон. Ветер раскачивал петлю. Художник не знал, почему не ушел. Просто стоял в толпе и продолжал смотреть. Синеду Кричлоу связали за спиной руки, поставили на табурет, предложили последнее слово.

– Повесите меня, не будет у вас больше газеты! – громыхнул Кричлоу, словно глас божий. – Чем вечера коротать будете?

Люди зашептались, полетели растерянные вопросы к судье.

– А видь и то верно, – согласился старый судья, посмотрел на виселицу. – Но ведь не зря же строили.

– Но и Кричлоу вешать нельзя! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Нельзя, – кивнул судья, окидывая толпу внимательным взглядом. – И жену Кричлоу к жизни уже не вернешь, и приговор вынесен…

Люди в толпе смутились, опустили головы.

– Кого же тогда повесить вместо Кричлоу? – спрашивал судья.

– Можно повесить почтальона, – предложил сам Кричлоу.

Судья смерил его гневным взглядом, напомнил, что у Кричлоу все еще на шее петля, затем вызвал почтальона.

Старик пришел вместе с помощником. Судья выслушал его, затем заявил толпе, что почтальона вешать нельзя.

– Он старый и опытный, а знания свои еще не передал новому помощнику. Хотите остаться без почты?

Толпа загудела, стала защищать почтальона.

– Значит, придется все-таки вешать Кричлоу, – сокрушенно сказал судья. – Все остальные нужны не меньше газеты.

Гул толпы стал громче.

– А вы повесьте художника! – закричал Кричлоу, цепляясь за жизнь. – Все равно от него никакой пользы. Только бабочек и может рисовать. Я ему карикатуры в газете предлагал делать – отказался. А ведь народу-то как весело бы было!

Толпа обернулась, загудела, глядя на художника.

– Нельзя художника! – закричал хозяин магазина. – Он у меня кисти покупает и холсты!

– Я сам у тебя буду кисти и холсты покупать! – пообещал ему Кричлоу. – Художник только краску переводит, а я хоть газету разукрашивать стану! – он обратился к толпе. – Нужны вам цветные заголовки?

Толпа загудела, зароптала к судье, прося сменить в петле Кричлоу на художника. Судья хмурился какое-то время, затем вспомнил, как художник отказался нарисовать его портрет, и согласился…

1963 год. США. Недалеко от Нового Орлеана.

Крупные капли сорвались с неба, разбились о лобовое стекло старого фургона. Эйден Кинэн включил дворники.

– Нам только дождя не хватало! – скривилась Ленор Виллер.

Эйден снизил скорость, увидел одинокий старый дом у дороги, свернул.

– Эй! Что случилось? – послышались с задней части микроавтобуса недовольные голоса Кэрол Блэквелл и Патрика Феннера.

Они неуклюже продвигались с заднего сиденья к водителю. Кэрол на ходу натягивала футболку. В полумраке Кинэн успел разглядеть бледные полушария ее полной груди.

– Эй! – прикрикнула на него Ленор.

Они остановились у входа в дом. Ворот не было. Забора не было. Лишь усиливался дождь. Кинэн и Ленор вышли из машины, постучали в дверь. Никто не ответил.

– Может быть, здесь никто не живет? – оживилась Ленор, уже примеряясь, какое стекло будет лучше разбить, чтобы пробраться в дом.

– Ну, что там? – спросил Феннер.

– Кажется никого!

– Тогда мы с вами! – крикнула Кэрол, выскочила из машины, взвизгнула, почувствовав холодные капли дождя, спряталась под навесом крыльца.

– Меня подождите! – засуетился Феннер.

Входная дверь открылась. На пороге стоял седой старик. В правой руке он держал зажженную свечу. Не дожидаясь вопросов, он открыл рот, показывая подросткам обрубок языка. Ленор выругалась и попятилась. Старик кивнул, жестом предложил им войти, указал на стол, где стояли четыре свечи.

– Что он хочет? – растерялась Кэрол.

– Наверное, чтобы мы взяли свечи? – Феннер взял со стола одну из свечей, чиркнул зажигалкой, поджог фитиль.

Друзья последовали его примеру. Света стало больше. Под ногами старые ковры. На стенах – старые картины. Старик подошел ближе, замычал, указывая на горящие в руках подростков свечи. За окнами сверкнула молния, ударил гром. Ленор вскрикнула. Кинэн рассмеялся. Рассмеялась и Кэрол. Старик закончил свои непонятные объяснения Феннеру, ушел.

– Чего он хотел? – спросил Кинэн.

– Кажется, чтобы мы не тушили свечи, – пожал плечами Феннер.

– А он один здесь живет или нет?

– Откуда я знаю, он же немой! – всплеснул руками Феннер.

Кэрол рассмеялась. Свеча в ее руках задрожала, потухла. Одновременно с этим потухла и жизнь в глазах Кэрол. Ноги подогнулись, и она упала на старый, пропахший плесенью ковер.

Страх. Паника. Несколько минут Феннер продолжал неумело делать Кэрол искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, затем Кинэн оттащил его в сторону.

– Телефон! – оживилась Ленор.

Прикрывая ладонью свою свечу, она обошла дом. Никого. Ни старика не телефона. Все комнаты пусты.

– Кроме последней в конце коридора, – сказала Ленор, вернувшись в гостиную.

Феннер смерил ее растерянным взглядом. На мгновение Ленор показалось, что он постарел. Или же не показалось? Ленор подошла ближе. «Может быть, это из-за смерти Кэрол?» – подумала она, перевела взгляд на Кинэн.

– Что? – растерянно спросил он. Лицо его не изменилось, но вот в черных волосах появилась седина.

Феннер поднялся на ноги, велел Ленор показать ему закрытую комнату. Они поднялись наверх. Старый замок сдался со второго удара. Дверь раскрылась. Ленор вскрикнула, увидев десятки стариков у незашторенного окна. Их скрюченные, морщинистые пальцы сжимали огарки свечей.

Громкий смех Феннера раскатился по старому дому.

– Свечи?! – растерянно уставился он на Ленор. – Ты говоришь, что Кэрол умерла, потому что погасла ее свеча?