С восшествием на престол королевы Виктории в 1837 г. династическая связь с Ганновером прервалась: в Ганновере трон могли наследовать только мужчины. Глобальный размах Британской империи определял британское мировоззрение, в котором Европа представлялась лишь одним из элементов, хотя и очень важным. Выдающиеся министры иностранных дел, такие как Джордж Каннинг (1807, 1822-1827 гг., премьер-министр 1827 г.) и Генри, виконт Пальмерстон (министр иностранных дел в 1830-1841, 1846-1851 гг., премьер-министр в 1855-1858, 1859-1865 гг.), придавали первостепенное значение континентальным делам, например, на Иберийском полуостров, в Греции и на Ближнем Востоке. В дополнение к этому, империалистические устремления могли иметь и европейскую направленность, как, например, в случае с «восточным вопросом» — проблемой, созданной растущим влиянием и амбициями России на Балканах по мере ослабления Османской империи. Кроме того, отсутствие угроз с континента могло развязать Британии руки для проведения активной политики в других частях света.

Британское правительство с обеспокоенностью следило за планами и действиями европейских держав. В 1847-1848, 1851-1852 и 1859-1860 гг. существовали опасения относительно возможного вторжения французов, в том числе и через планировавшийся тоннель под Ла-Маншем, а действия России на Балканах побудили Британию вступить с ней в военный конфликт, получивший название Крымской войны (1854-1856 гг.). Это была последняя война с европейской державой до Первой мировой, то есть беспрецедентно длительный срок. Крымская война отличалась некомпетентностью администрации, тяжелыми людскими потерями и рядом военных просчетов, самым знаменитым из которых является атака легкой кавалерии на русскую артиллерию при Балаклаве в 1854 г. Несмотря на это, война также показала, что Британия сохраняет способность вести широкомасштабные операции, предпринимая нападения с моря на побережье России даже на Камчатке. При этом Британия опиралась на последние технические достижения. Военные корабли, отправленные в 1854 г. в Балтийское море, были оснащены паровыми машинами и улучшенными лафетами конструкции Брюнеля.

В общем и целом, образованные представители общества викторианской эпохи прекрасно осознавали, что с другими европейскими народами их объединяет общее наследство греческой и римской культур, а также, в первую очередь, христианства. Гладстон написал три книги о Гомере и издал проповеди епископа Батлера. Растущее число частных школ вывело классическое образование на ведущие позиции. Те, кто могли себе это позволить, исполняли и слушали немецкую музыку, читали французские романы и посещали картинные галереи в Италии. На протяжении большей части XIX в. британцы принимали интеллектуальное и иногда материальное участие в событиях, происходящих на континенте. Это особенно ярко проявилось в наполеоновских войнах и в Крымской войне, но, кроме того, в Британии вызывали живейший интерес Греческая война за Независимость и Рисорджименто (борьба за объединение Италии), гораздо больший, чем привлекали местные колониальные войны и приобретение новых колоний. Тот восторг, с которым толпы рабочих приветствовали итальянского героя Гарибальди во время его приезда в Англию в 1864 г., свидетельствует о том, что викторианцы всех классов общества были способны соотносить события на континенте со своими собственными надеждами и конфликтами: журналы саутгемптонских школ зафиксировали повальные прогулы в тот день, когда Гарибальди сошел на берег в городском порту. В 1876 г. Гладстон поставил правительство в весьма затруднительное положение в связи с избиением болгар турками. Континентальные новости занимали важное место в сообщениях британской прессы, хотя начиная с 1870-х гг. больше внимания стало уделяться колониальным вопросам.

Главное различие между Британией и континентальными странами, особенно в середине XIX в., заключалось в том, что у Британии внешняя торговля была гораздо более развита и охватывала намного более обширную территорию. Континентальные экономики были более самодостаточными; внешняя торговля по большей части велась с другими европейскими государствами. Таким образом, Британия была более зависима от внешней торговли и от положения в мире, чем Европа. Из этого вытекали многие черты, отличавшие Британию от континента: ориентированность на внешний мир и интернационализм; заинтересованность в мирном сосуществовании, которое, как считалось, создавало наилучшие условия для торговли и определяло дипломатическую изоляцию от континента (за исключением периода Крымской войны), которой следовала Британия, чтобы не оказаться втянутой в европейские войны; и нежелание содержать большую и дорогую армию.

Британское отношение к Америке отличалось двойственностью, и таким же было отношение Америки к Британии. О ней писали многие викторианцы, например, Чарльз Диккенс, Энтони Троллоп и Джеймс Брайс, и все они симпатизировали американской энергии и целеустремленности, но часто были шокированы ее «вульгарной» (популистской) политикой. Стандартным упреком политическому деятелю служили обвинения его в «американизации» британской политики, которые выдвигались, в частности, против Гладстона и Джозефа Чемберлена. Между двумя государствами возникала и открытая враждебность: в период Крымской войны, когда британцы, которые к 1855 г. остро ощущали нехватку войск, пытались рекрутировать американских наемников; во время американской Гражданской войны, когда Британию подозревали в симпатиях к Югу; и в периоды конфликтов из-за столкновения империалистических интересов в Новом Свете и Тихом океане, например, из-за Венесуэлы в 1890-х гг., хотя Британия приняла доктрину Монро, требовавшую невмешательства. Гражданская война (1861-1865 гг.) расколола британское общественное мнение. Юг стремился добиться дипломатического признания и тем самым легитимизировать свое отделение. Министр иностранных дел, лорд Джон Расселл, и канцлер казначейства Гладстон положительно относились к такой возможности, но из опасения, что признание повлечет за собой войну с Соединенными Штатами, этот шаг так и не воспоследовал. К враждебности приводила не только политика с позиции силы. Существовало также культурное и экономическое соперничество, например, из-за закона об авторском праве в 1850-х гг.

С другой стороны, несмотря на расхождения по поводу границы штата Мэн и более существенные разногласия относительно судьбы современной Британской Колумбии, британцам и американцам удалось придти к согласию об установлении канадской границы без войны. Точно так же отношения не были нарушены из-за набегов на Канаду, совершавшихся фениями, осевшими в Америке ирландскими террористами. Британцы активно вкладывали в Америку инвестиции, особенно в железные дороги; американцы перенимали британские технологии, опять же в основном в железнодорожном строительстве; были налажены важные культурные и общественные связи. В 1870-1914 гг. американки иногда выходили замуж за пэров или их наследников, принося в приданое значительные состояния, как, например, в случае с Консуэлой Вандербильт, вышедшей за герцога Мальборо в 1895 г.

Имперское сознание органически вошло в британский национализм, особенно в конце XIX в. Правительство подпитывало эти настроения: Виктория стала императрицей Индии в 1876 г., журнал «Панч», влиятельный имиджмейкер, популяризовал империю своими карикатурами, а общественные здания украшались имперскими символами. Согласно общепризнанному мнению, экспансия империи преследовала как национальные, так и нравственные цели, распространяя либеральное управление и власть законности и расширяя возможности проповеди христианства. Сознание совершенства британской конституции также внесло немалый вклад в укрепление национализма. Хотя политические уловки, компромиссы и стремление к сиюминутной выгоде играли главную роль в конкретных деталях политических реформ, идеализм также занимал важное место. Кампании в защиту нравственности, направленные против рабства, жестокости в обращении с животными и алкоголя, снискали широкую поддержку, способствовав развитию и расширению добровольных обществ, служивших отличительной чертой Британии. Между тем многочисленные гимны того времени показывают неослабное общественное значение христианства: религия вовсе не заключалась в одном лишь личном спасении.