помогло даже ее признание Дэниелу в бесславной кончине их прогулочной группы из-за интрижки Уитни с мужем Гвен, он покачал головой со словами: «Страшно, что иногда представления не имеешь, что творит твой партнер». Потом он в шутку посмотрел ей в глаза с серьезным выражением лица и спросил, не хочет ли она в чем-нибудь ему признаться. Она знакомилась с другими мамочками на детских площадках, болтала с ними и больше никогда не виделась. Часто они просили у нее номер телефона и присылали пространные приглашения куда-то вместе сходить. Их сообщения напоминали Амаре о Клэр (эти женщины ставили намного больше восклицательных знаков, чем Клэр, и куда реже смешили ее), поэтому Амара никогда не отвечала. Она уподобилась очаровательным «фантомам» из Тиндера: женщины радовались знакомству, а потом оставались грустными и сбитыми с толку. Она выматывала себя и Чарли днем, чтобы к вечеру кончались силы и она физически не могла ни в чем признаваться Дэниелу.

Уитни удалила все свои аккаунты в социальных сетях и уехала из города. Она нашла трехкомнатный коттедж на Лонг-Айленде и обосновалась там с Хоуп на июнь и июль. Грант приезжал по выходным, они вместе обсуждали покупку такого же летнего дома на будущее.

— Но нам надо больше комнат для наших будущих детей, — говорил Грант, на что Уитни улыбалась и мычала в ответ невнятное, что не было ни согласием, ни отказом.

Для Уитни лето стало ускоренным курсом одиночества. Она брала Хоуп на долгие бесцельные прогулки каждый день. Над головами кружили чайки, а волны облизывали ступни. Переставляя ноги, Уитни шепотом извинялась перед дочерью за то, что столько раз ее подводила. Она сконцентрировалась на том, чтобы найти для Хоуп идеальное место, где малышка будет всегда улыбаться и с благоговением тянуть ручки. Благоговение у Хоуп вызывало множество вещей: зернистый песок под пальчиками, маленькие раки-отшельники, снующие в лужах после прилива, — и Уитни чувствовала, что заново открывает мир глазами дочери. Это было почти волшебно, хотя она и не заслуживала этого волшебства.

После первой недели, в течение которой она снова и снова пыталась извиниться перед Гвен, не получая ответов ни на голосовые сообщения, ни на электронные послания, она отключила телефон и вспоминала о нем только тогда, когда им с мужем нужно было что-то согласовать. Уитни перестала краситься по утрам и купила себе пресловутые «мамины джинсы» с высокой талией и свободным кроем. Они оказались чертовски удобными. После стольких дней без общения с другими взрослыми она в равной мере ждала и боялась выходных, ей хотелось шума, источником которого мог стать Грант, но нервировала перспектива быть с ним рядом. Она заново выучила каждую черточку лица дочери, сосчитала чуть ли не все тонкие каштановые волосики на ее голове. Ночью ей снился Кристофер, а еще мамочки из прогулочной группы, она видела, как их улыбки превращаются в насмешки, когда они узнали правду о ней.

У Элли появилась няня, и она сходила на собрание Анонимных Наркоманов, не уведомив мужа. И Мередит тоже. Элли нравилось, что надо было встать и рассказать о своих чувствах, а остальные обязаны с уважением выслушать этот рассказ. Она сочла встречу забавной. И Мередит тоже. Элли много ходила в спортзал. Мередит ходила пореже.

Вики не изменилась.

Все могло бы продолжаться в том же духе, пока их дети росли и менялись, но как-то раз душным субботним утром в начале августа Амара и Уитни пошли в один и тот же детский музыкальный класс.

Глава тридцать четвертая

Еще один день, еще одно бесплатное мероприятие, на которое Амара могла отвезти Чарли. На этот раз им стал пробный урок музыки в новом детском клубе на углу Мэдисон и Семьдесят седьмой. Какая-то только что открывшаяся франшиза, наводнившая окрестности листовками, объявляющими об особом музыкальном мероприятии. Стены разукрашены солнышками и сердечками, а все сотрудники общались такими веселыми и звонкими голосами, что Амара даже удивилась, почему не воют собаки по всему району. Организаторы отчаянно пытались заставить родителей записать детей на осенний «семестр», как будто это университет для малышей. Амара представила, как в конце концов они дадут Чарли диплом. Может быть, какому-нибудь пухлому трехлетке доверят произносить прощальную речь от имени всех выпускников, а взрослым придется сидеть и слушать, как он со сцены болтает о поездах.

Администратор за стойкой регистрации указала Амаре вниз по коридору, посоветовав ей следовать за толпой и оставить коляску Чарли за дверью с надписью «Театр». Амара сняла туфли, как просили, и плюхнулась на коврик с нарисованными буквами, а в это время какой-то мужик с косматой бородой настраивал свою гитару, и его помощница, девушка с ясными глазами, явно переехавшая в Нью-Йорк, чтобы играть в музыкальном театре, ходила по кругу, давая «пять» всем малышам. Чарли отказывался дать «пять», отворачиваясь от нетерпеливого лица девушки, и та слишком долго сидела на корточках радом Амарой, пытаясь заставить Чарли дотронуться до ее руки. В итоге Амаре пришлось вмешаться.

— Ему больше времени требуется на разогрев!

— О, нет! Это обидно! — воскликнула девушка, притворно надувшись, и двинулась к следующему ребенку.

Амара в отчаянии оглядела зал в тщетной попытке найти хоть кого-то, чтобы закатить глаза. Все стены здесь были выкрашены в ярко-фиолетовый цвет с неоново-зелеными акцентами. Кому вообще пришла в голову такая жуть? Наконец парень закончил настраивать гитару и ударил по струнам.

— КТО ГОТОВ ПОСЛУШАТЬ РОК? — проревел он, а толпа родителей вокруг Амары взвыла, как будто они на концерте «Фу Файтерс». Его помощница высунула язык, на мгновение превратившись в забытую участницу группы «Кисс», а потом опять наклеила дежурную улыбку и принялась хлопать в ладоши, пока парень с гитарой пел весьма дрянную песенку про солнышко. (О, солнышко вышло, и оно такое же яркое, как лица, которые вы видите слева и справа!) Амара с безразличным видом покачивалась из стороны в сторону.

За ней скрипнула дверь. Кто-то опоздал на занятие. Амара повернула голову, заметив густые волнистые волосы и длинные мускулистые ноги, торчащие из мешковатых джинсовых шорт опоздавшей мамаши, которая склонилась над своим малышом. Только когда новенькая повернулась и устроилась на коврике с алфавитом, Амара рассмотрела ее и поняла, что это Уитни. В тот же момент Уитни узнала Амару и в шоке застыла.

Что ж. Придется валить с этой музыкальной жути. Невелика потеря. Если Амара захочет, чтобы кто-то скрипучим голосом напевал ей про солнышко, всегда можно позвонить маме Дэниела во Флориду. Она встала, подхватила Чарли и понесла