Он высоко вскинул руки и благословил торжественно воинов. Воины на несколько мгновений склонили головы, а когда подняли, — преданно взглянули в сияющее синее стекло небес.

Темуджин про себя ухмыльнулся, а потом поскакал к своему отряду. Его встречали нокуды Бельгютея и Джамухи, находившиеся под его личной командой.

— Мы готовы, батыр, — сказал Бельгютей и улыбнулся.

— Вижу, — кивнул Темуджин, — Бельгютей, ты всех хорошо подготовил.

Положив руку сводному брату на плечо, он потряс его, а потом повернулся к Джамухе. Они молча посмотрели друг на друга.

У Джамухи оставалось спокойным усталое лицо и бледно-голубые глаза не сверкали. Но в них можно было различить смелость и решительность. Он прямо сидел на коне, держал в руке обнаженный меч.

Темуджин подумал: «Этот мирный человек готов сражаться и умереть ради меня. Он, конечно, предан мне и смел, но сердце его не лежит к сражению».

Он одновременно ощущал раздражение и был тронут, понимая, что Джамуха не станет себя щадить, как бы ему ни было неприятно принимать участие в битве.

На миг Темуджин вспомнил слова матери, Борте и шамана, которые высказывали сомнения в любви Джамухи к нему, и еще раз подумал, что человек может умереть ради долга и необходимости, но ради любви он может это сделать страстно и радостно.

«Но почему мой анда стал меня меньше любить?» — спросил он себя, и тут же вопросительно взглянул в светлые глаза Джамухи. Тот ответил ему прямым взглядом. Темуджин так и не смог ничего прочитать в его смелом и спокойном взгляде.

«Но что он мне сможет сделать?» — презрительно подумал Темуджин и вспомнил слова Джамухи: «Человек, обретший власть, получает вместе с ней врагов, подобно верблюду, в шкуре которого кишмя кишат блохи!»

Он наклонился к Джамухе и, не зная, что сказать серьезному молчаливому другу, произнес с тревогой и решительностью в голосе:

— Джамуха, нам предстоит тяжкий бой!

— Темуджин, тебе предстоит еще много сражений, — тихо ответил Джамуха.

Только он один назвал Темуджина по имени и не произнес «Батыр». Даже Бельгютей не посмел его назвать по имени.

Темуджин кивнул и в задумчивости поехал прочь. Джамуха проводил его взглядом, в котором затаилась грусть.

Все ждали в полной тишине. Воины, молча стоявшие за отрядами Темуджина, не двигались и напоминали раскрашенные конные статуи. Молчали даже женщины и дети. Затих скот. Только хвосты, прикрепленные к шестам, шевелились от ветра, и облака, отбрасывая на землю смазанные тени, проплывали над замершей в тревоге долиной. Тени метались по красно-белым скалам и утесам и временами напоминали огромные фасады с окнами, колоннами и террасами; замки и храмы, окруженные колеблющимися крепостными стенами.

Все, казалось, чего-то ждали. Солнце сверкало на поднятых копьях, мечах и доспехах, и оно уже начало неспешный путь к горизонту, и вся земля была пропитана жаром и невыносимым и не проходящим светом.

Неожиданно издалека послышались крики и отдаленный стук копыт. И сразу в проходах между скал появились темные орды тайджутов. Они скакали на быстрых конях, размахивая мечами, пиками и копьями, налаживая стрелы в луках и разворачивая в воздухе веревки с петлями. Темуджин ждал, когда они заполнят «горлышко бутылки» долины, и его пугал их непрекращающийся поток. Воины скакали под знаменами Таргютая и его брата и хлынули подобно черным муравьям, нападающим волнами. Они свивались в толстые струи, толпились и продолжали движение. Потом они все разом остановились, их победные вопли смолкли, вокруг воцарилась страшная тишина.

Тайджуты не могли прийти в себя от удивления. Они думали, что пред ними предстанет мирный лагерь, в котором будут гореть костры и лениво бродить жирные стада и что воины окажутся безоружными и их быстро удастся захватить. Но перед собой они увидели плотную непреодолимую стену готовых к сражению воинов, которых возглавлял сам Темуджин. Таргютай и его брат, не веря собственным глазам, наклонились вперед, чтобы лучше видеть, и пришли в ярость. Позади них в узких проходах столпились остальные тайджутские воины. Им ничего не было видно, кроме спин своих молчавших товарищей, и они задавали вопросы друг другу, осаживая коней.

Наконец Таргютай повернулся к брату:

— Но их всего лишь четырнадцать тысяч или около того. Вперед!

Он поднял руку и хрипло закричал. Его командиры ответили ему такими же хриплыми выкриками и подняли мечи. Это отразилось от скал, и кони застучали копытами, казалось, что земли достигли отзвуки отдаленного грома.

Подобно смертельному потоку, орды тайджутов с грохотом и воплями ринулись вниз, к воинам Темуджина, подгоняя плетями коней и пронзительно крича, как кричат злобные огромные хищные птицы. Солнце освещало расширенные глаза, отражалось в тысячах обнаженных мечей, разлетаясь на слепящие осколки.

Темуджин посмотрел на Бельгютея и Джамуху.

— Пора! — промолвил он тихо.

И в тот же миг легковооруженные воины, восседавшие на шустрых конях, рванулись вперед, как на крыльях ветра. Через миг они смешались с передними рядами тайджутов. В небе сверкали тучи стрел, воздух заколебался от воплей людей, грохота падающих тел, звона мечей и глухих ударов оружия о кожаные лакированные щиты. В воздухе непереносимо запахло кровью, и было невозможно точно описать, что творилось вокруг. Всех окутывало облако пыли, не дававшей дышать, от нее воинам было сложно различить, кто был перед тобой с диким лицом и сверкающими зубами — друг или враг?

За рядами сражающихся нокуды уже отдавали приказания другим воинам, которые, миновав тяжеловооруженных воинов, пришли на помощь тем, кто оказывал сопротивление наступавшим врагам. За ними двигались легкой трусцой воины в тяжелых доспехах, они откидывались в седлах назад, раскручивали над головами кожаные арканы, натягивали луки и пускали в ход быстрые легкие копья.

Ни стрелы, ни копья не миновали своей цели — оружие и время были слишком дороги для воинов Темуджина — пораженные точными ударами мечей воинов Темуджина, их меткими стрелами враги падали на землю с громкими криками, а испуганные кони довершали участь несчастных, затаптывая их копытами.

Тайджуты не ожидали такого поворота. Они сразу оказались в невыгодном положении. Задние ряды их войска попали в смертельную ловушку. Число упавших из седел и затоптанных воинов, даже не успевших принять участие в сражении, быстро росло. Однако наступавших все равно было слишком много, поэтому тысячам из них удалось проникнуть в долину и распространиться по ней. Легковооруженные всадники под командованием брата Таргютая заняли удобное положение и галопом помчались в атаку.

Удар приняли на себя тяжеловооруженные монголы, они, кажется, совсем не испытывали страха, так как понимали, что отступать нельзя. Их поддерживала непререкаемая вера в помощь духов, а тайджутов — только жажда наживы, смелость и ненависть.

Холмы отражали крики и грохот. Тайджуты прорвались далеко в тыл войск Темуджина, но остались без помощи своих тяжеловооруженных товарищей, что давало преимущество воинам Темуджина. Монголы быстро разделились на небольшие маневренные отряды, крутились вокруг тайджутов, пускали в них стрелы, стаскивали противников с коней арканами и даже голыми руками, когда не получалось размахнуться мечом, пустить стрелу или развернуть в полете веревку. Перед их натиском не мог устоять никто. В узкой долине шла резня, земля была мокрой от пролитой крови. Под защитой войлочных стен юрт скорчились женщины и жарко молились за победу своих мужей и братьев, прижимая лица орущих младенцев к материнской груди. Пастухи и подпаски строго следили за испуганной скотиной, одуревшей от криков и шума и пытавшейся куда-то мчаться, но людям удавалось сдерживать животных.