Убеждение в том, что Россию необходимо обходить и изолировать, тесно связано с общей философией Бжезинского. Согласно этой философии, Москва — это держава, которая стремится к ревизии итогов «холодной войны» и которую надо сдерживать, а не потенциальный партнер во взаимодействии крупных держав Евразии. Эта философия ясно выражена в работах Бжезинского и в его политической активности, например в его требованиях предоставить независимость Чечне. Бжезинский защищал приближение НАТО к границам России, участвовал в создании антироссийских геополитических группировок вроде ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан и Молдова) на постсоветском пространстве и блокировал попытки России строить альтернативные трубопроводы в Европу. Многие из действий Бжезинского (например, председательство в «Американском комитете за мир на Кавказе» и координация акций этой организации) можно объяснить его твердым стремлением к установлению США контроля над источниками энергии в Евразии. Такой контроль Бжезинский считал «главным геополитическим призом» Америки26, а поскольку Россия была главным препятствием на пути к достижению этой цели, он стремился изолировать Россию, оказывая поддержку исламским радикалам в Афганистане во время «холодной войны» и выступая в защиту смягчения американской политики в отношении Ирана, который находится к югу от полюбившегося Бжезинскому энергетического коридора от Каспийского мора27. Пользуясь поддержкой некоторых членов администрации Клинтона, Бжезинский преуспел в продвижении значительной части своего плана, основанного на нулевой сумме результатов геополитической игры между США и Россией, игры, в которой выигрыш США равен проигрышу России.

Вторая группа сторонников американской гегемонии связана с бывшим директором ЦРУ Джеймсом Вулси и бывшим должностным лицом администрации Рейгана, президентом неоконсервативной организации «Центр политики безопасности» Фрэнком Гаффни. Эта группа отстаивала намного более изоляционистский подход к обеспечению энергетической безопасности, чем группа Бжезинского. В частности, правые организации вроде «Комитета по существующей угрозе», образовав невероятный союз с военными подрядчиками и «зелеными», учредили Коалицию «Освободим Америку», которая выступала за сбережение энергии и уменьшение зависимости от импорта нефти. Невзирая на критические оценки экспертов такого автаркичного понимания энергетической безопасности28, Гаффни и Вулси отстаивали переход на альтернативные виды энергоносителей (этилового и метилового спирта) и электроэнергию как горючее для автотранспорта (т. е. на переход к автомобилям с гибридными двигателями), считая это решением проблемы энергетической безопасности29. Впрочем, в отличие от «зеленых» члены этой группы хотели использовать бóльшую энергетическую независимость для проведения гегемонистской, односторонней политики в мире. Как и Бжезинский, представители этой группы считали энергетическую политику Кремля «фашистской»30 угрозой, но в отличие от Бжезинского не вынашивали надежд на улучшение отношений с Ираном и выступали за свержение иранского режима31.

Третья группа вышла из верхушки неконсервативного «Проекта нового американского столетия». Как и группа, сплотившаяся вокруг Бжезинского, «Проект нового американского столетия» выступал за проведение экспансионистской политики в Евразии. Действительно, есть много поразительных параллелей между рассуждениями Бжезинского в книге «Великая шахматная доска» (1997 года) и положениями, содержащимися в докладе «Проекта нового американского столетия» Rebuilding America’s Defenses («Восстановление обороны Америки», 2000 год)32. Однако «Проект нового американского столетия» шел намного дальше Бжезинского и призывал к военным интервенциям США по всему миру, включая Ирак и Иран. Планы организации в области обеспечения безопасности сформулировал Роберт Каган, заявивший: «Когда у нас возникают экономические проблемы, оказывается, что они вызваны нарушениями поставок нефти. Если бы в Ираке находились американские войска, перебоев в поставках нефти не было бы»33. Во взглядах на Россию единомыслия в группе не было. Некоторые неоконсерваторы рассматривали роль России в Евразии примерно так же, как и автор «Великой шахматной доски», то есть считали Россию главным геополитическим конкурентом. Они настолько подозрительно относились к намерениям Кремля, что даже сочувствовали исламским радикалам в Чечне. Как писали Дэвид Фрам и Ричард Перл, «Россия с самого начала войны с терроризмом ведет двойную игру»34. Другие же члены этой третьей группы, такие, как, например, Уильям Кристол, склонялись к сотрудничеству с Россией в войне с терроризмом35.

В силу нескольких причин эти группы могли влиять и в каких-то отношениях определять энергетическую политику США. Самым важным обстоятельством было то, что президент Буш не смог обеспечить сильного руководства, необходимого для предотвращения объединения столь разных групп, как бывшие сторонники Клинтона, «ястребы» времен «холодной войны» и лоббисты стран Восточной Европы, на позициях русофобии, с которых эта коалиция и оказывала влияние на Белый дом. Бушу, отвлекаемому войной в Ираке и вынужденному реагировать на проводимую Путиным централизацию власти в России, оказалось трудно сохранять верность своему первоначальному замыслу стратегического партнерства с Россией36.

Кроме того, возросла роль вице-президента Дика Чейни в определении политики США по отношению к России. В отличие от Буша Чейни никогда не был сторонником энергетического партнерства с Москвой. Приверженность Чейни идее политической гегемонии США оформилась в 90-х годах, когда он поддержал взгляды «Проекта нового американского столетия», подписав заявление об учреждении этой организации, обещавшей продвигать рейгановскую политику военной мощи и бросать вызов «режимам, враждебным американским интересам и ценностям»37. В 1999 году задолго до интервенции в Ирак и резкого роста цен на нефть Чейни дал понять, что контроль над российскими запасами углеводородов может оказаться в конечном счете не менее важным, чем контроль над запасами Среднего Востока. По мнению Чейни, путь к достижению такого контроля — обеспечение доступа к глобальной энергетике через четырех нефтяных гигантов, компании Chevron-Texaco, ExxonMobil, BP и Royal Dutch Shell38. Этот гегемонистский подход проявился в опубликованном 17 мая 2001 года докладе Чейни National Energy Policy («Национальная энергетическая политика»). Доступ к нефти в докладе назвали одной из ключевых составляющих национальной безопасности и рекомендовали расширять этот доступ39. Такой подход получил отклик многих представителей частного сектора и политических кругов. Крупные американские компании уже вложили внушительные средства в месторождения нефти на Кавказе и в Центральной Азии, а в политических кругах у многих известных должностных лиц — в числе прочих Ричарда Армитиджа, Дова Эванса, Дональда Рамсфельда и Кондолизы Райс (не считая самого Буша) — есть сильные связи в энергетической отрасли. И они привыкли к такой России, которая не является серьезным конкурентом для США и американской экспансии в Евразии. Действительно, по словам руководителя находящегося в Вашингтоне Центра политической порядочности Чака Льюиса, «в США никогда ранее не было администрации, которая была бы настолько близка к одной-единственной отрасли экономики, в данном случае — к нефтегазовой»40.

Россия рассматривает энергоресурсы как инструмент достижения разнообразных внешнеполитических целей. В одной из первых программных речей Путина «Россия на рубеже тысячелетий» важнейшие из этих целей были обозначены так: модернизация экономики, политическая стабильность и усиление безопасности41. По мнению Путина, главная угроза исходила не от США, главной угрозой было отставание в экономическом развитии. Путин стремился подчеркнуть экономическую природу современного мира и то, что России необходимо добиваться успеха в геоэкономической, а не военной борьбе, потому что «норма в международном сообществе и современном мире — жесткая конкуренция за рынки, инвестиции, политическое и экономическое влияние»42.