— Твой друг был не по годам мудр.

— Увы, нет! Иначе не женился бы на этой… этой…

У мужчины перехватило горло. Уанаи глядела на него с тем сочувственным, внимательным ожиданием, которое поощряет собеседника к рассказу лучше, чем любые «да ну?» или «а дальше что?».

— Красивая, — с отвращением выговорил Эйнес. — Яркая. За ней тащился хвост сплетен, и в собственном Клане она не пользовалась ни любовью, ни уважением. Но это я узнал слишком поздно… А сначала это было — как сказка! Поехал Джитош в Шаугос по делам — а вернулся с молодой женой. Статная, властная, своенравная, со знаками Клана Рыси на плаще… Наш замок встретил ее, как юную королеву! И никто не призадумался: а почему на свадьбе не было никого из Рысей? Почему наш господин не созвал Соколов? Почему и свадьба-то была наспех да на скорую руку?..

— Эй, чего приуныл, найденыш? — проорал от очага Бурьян. — Выпей, там в бочонке еще вроде булькает…

— Попозже… — отозвался Эйнес и шепнул атаманше: — Откуда он таким красавцем?

У Бурьяна на пол-лица расплылся радужный синяк. К тому же ему было трудно жевать (но пить разбойнику ничто не мешало, поэтому он не считал праздник испорченным).

— Они с Горластым рассердили Тумбу… Но ты продолжай, говори!

Эйнес продолжил рассказ, проникаясь понемногу старой болью и старым гневом.

Уанаи, приказав себе не слышать пьяный гам в двух шагах, словно шагнула во двор старого замка, в котором поселились Позор и Страх. Позор с мерзким хихиканьем разбрасывал повсюду сплетни о грязных похождениях молодой супруги властителя. А Страх с бледным лицом стоял у погребальных костров тех, кого эти сплетни называли забавой хозяйки…

— Только Джитош ничего не замечал, словно оглох и ослеп! — Кулак Эйнеса с силой ударил в бревенчатую стену. — Ведьма, проклятая ведьма!

Эти слова он выкрикнул в голос. Те из лесных бродяг, кто сидел ближе и не был еще пьян в доску, недоуменно обернулись: ты что, мол, парень, с нашей атаманшей не поладил? Уанаи досадливо махнула им рукой: мол, все в порядке, веселитесь!

— Я пару раз обиняками заводил разговор… Но сначала Джитош был такой счастливый, просто просветленный! Намеков не замечал…

— А ты не пробовал поговорить с ним прямо?

— С Сыном Клана? Ох, Уанаи, до чего же ты… чужестранка!.. Но знаешь, порой я был готов и на это. Когда Джитош изменился… Он все еще был веселым, улыбался, но улыбка была… ну, словно он узнал, что скоро ему суждено умереть, но не хочет ходить с кислой миной и портить всем настроение. Похудел, глаза запали, кожа стала восковая. А намеков по-прежнему не замечал. Но теперь уже — не хотел замечать! Я все это чувствовал, как свою боль и свою тоску. Джитош был мне дороже брата — понимаешь ты это?

Вполне, — спокойно отозвалась ксуури. — А теперь расскажи, как эта опасная женщина принялась за тебя.

— Откуда ты знаешь?..

— Ты был вторым человеком в замке и другом Сокола. Наверняка она пыталась прибрать тебя к рукам и сделать своим орудием.

— Да, верно…

Эйнес, закрыв глаза, прижался виском к шершавому сосновому бревну.

Так же, с закрытыми глазами, стоял он в тот мучительный вечер в своей комнате, держась обеими руками за ставни. В ушах гремела раскаленная кровь, но этот лихорадочный гул не заглушал тихого, вкрадчивого, манящего напева, что струился в щель между ставнями.

Не хотелось ничего вспоминать, ни о чем рассуждать. Все так просто: распахнуть ставни, спрыгнуть с подоконника в прохладные заросли лебеды, захлестнувшие задворки… а потом, раздвигая, высокую траву, идти на нежный, чуть насмешливый зов…

Женщина-пропасть, женщина-омут, женщина-бездна…

Эйнес открыл глаза.

— Есть люди, которых не берет никакая зараза, — трезво и холодно сказал он. — А меня, видимо, не берет магия… во всяком случае, у ведьмы ничего не вышло.

И замолчал: укололо нелепое сожаление. В глубине души сидела заноза… будто Эйнес прошел мимо чего-то неповторимого, обжигающе-яркого, пусть даже гибельного…

И еще мелькнуло воспоминание — как вывалился он тогда из комнаты в коридор: разгоряченный, злой, по жилам еще струится вместе с кровью тот ненавистный напев… И сразу наткнулся на рыженькую веснушчатую рабыню, которая спешила куда-то со стопкой чистых полотенец. Эйнес, чуть не зарычав, подхватил девчонку на руки, перенес через порог, бросил на кровать, впился поцелуем в губы, изумленно и радостно раскрывшиеся ему навстречу…

Эйнес упрямо повторил:

— У ведьмы ничего не вышло. А что было дальше… ты же догадливая, Уанаи! Может, подскажешь?

— Попробую… Эта женщина пыталась убить тебя?

— Верно. В замок доставили письмо из Наррабана, от доверенного слуги одного из Сыновей Клана Рыси, что несколько лет назад перебрался за море. Мол, высокородный господин скончался, госпоже причитается доля наследства. Надо, чтобы Рысь либо срочно приехала сама, либо прислала надежного человека. А хозяюшка захворала, в постель, бедняжка, слегла — ну, как ей в заморские страны плыть? И мужа не отпускает.

Мол, вдруг умру — пускай тогда костер зажжет любимая рука… Значит, надо кого-то послать!

— А кто может быть надежнее шайвигара? — усмехнулась ксуури.

— Вот-вот… Собирались в спешке, и я, дурак, не придал значения тому, что для охраны мне дали двоих замковых стражников. Оба хозяйке в рот глядели, из рук ее ели, как псы. Один из Отребья, по кличке Комар — мелкий такой, жилистый, злющий. А другой — Дэрхи, наемник-наррабанец… ну, с этим я никому не пожелал бы встретиться на ночной дороге!

— Наррабанское наследство, конечно, оказалось ловушкой?

— Да. Парни должны были устроить мне несчастный случай на корабле. Хвала богам, в этих свиньях взыграла жадность. Зачем топить в море живые деньги?

— Они продали тебя в рабство?

— Именно! У Дэрхи там нашлись знакомые работорговцы — из тех, кто не брезгует на свободною человека надеть ошейник. Этот гад-торговец меня успокаивал: раз я был доверенным слугой знатного человека, то и в Наррабане он продаст меня в хорошую семью — сам не захочу назад, в Силуран… Но я перед этим подслушал, как Комар своему дружку выговаривал: мол, надо было меня на месте в каменоломню сплавить, оттуда прямая дорога на костер. А Дэрхи, зверюга черномазая, возразил: зато, мол, столько свидетелей видело, как Эйнес уплыл в Наррабан. И расхохотался: пустыня, мол, тоже прожорливая старуха…

Эйнес тяжело задумался. Ксуури не торопила его. Обхватив колени руками, женщина спокойно и строго смотрела перед собой. Странно выглядели эти двое среди перепившейся разбойничьей ватаги.

— Ну, — неохотно возобновил рассказ Эйнес, — мне удалось бежать. Как я шатался по чужой стране, даже не зная языка… теперь-то, само собой, знаю… нет, про наррабанские похождения я и рассказывать не хочу, а то беседа затянется до завтрашнего вечера. Мое возвращение на родину длилось шесть лет. Но все же я добрался до замка…