Тут по лестнице спустилась Дагерта и, вознагради ее Безликие, сообщила, что младший путешественник уже спит — и для старшего готова постель!

Еще недавно Сизый считал дождь лучшим подарком, который Великая Мать сотворила для своих детей. Сейчас дождь стал врагом. Он смывал отпечатки ножищ троллей, уносил в грязных потоках запах похищенного детеныша. Волк или собака уже потеряли бы след, но Сизый шел вперед. Ящер сам не знал, что ведет его: изощренное чутье или отчаянная, безысходная тоска.

Сизый не ел со вчерашнего дня, но даже не думал об охоте. Только один раз, когда из мокрого куста вспорхнула испуганная мелкая птаха, инстинкт заставил ящера изогнуться в прыжке, щелкнуть зубами. Трепыхающийся комок перьев скользнул по пищеводу — и туг же добыча была забыта, потому что кусты расступились, открывая пологий берег.

Проклятые тролли ушли от погони по реке! Вот здесь был плот: дождь не успел размыть глубокие отпечатки бревен на раскисшей земле.

У человека от такого потрясения могло остановиться сердце. Но три сердца Сизого лишь начали стучать вразнобой, когда их хозяин бешено рычал, обнажая клыки и хлеща хвостом по грязи.

Усилием воли ящер заставил себя прекратить истерику: пока он тут беснуется, ученик, возможно, гибнет…

Что знает Сизый о троллях? Они плохо плавают и не любят путешествовать на плотах. Лучше крюк дадут, но пойдут берегом. Раз связали плот — значит, им надо было на ту сторону реки…

Не рассуждая больше, ящер без всплеска метнулся в воду. Он переберет прибрежные скалы по камешку, но отыщет след врагов!

* * *

Человек проснулся резко, как от толчка, и непонимающе уставился в потолок, не сразу вспомнив, где находится.

Комнату озарял огонек светильника, любезно оставленного хозяйкой… да, верно, это «Посох чародея».

Масло в светильнике еще не выгорело — значит, поспать удалось всего ничего… Плохо! Опять до утра у изголовья будет сидеть прошлое, нашептывая то, что хотелось забыть.

Такие бессонные ночи выпадали все чаще, и человек знал, как с ними бороться. Воспоминания нельзя гнать — они будут возвращаться вновь и вновь, назойливые, как болотные комары. Надо уступить, открыться им, позволить прошлому вновь пройти перед глазами — от начата до конца, во всех подробностях. И тогда воспоминание разочарованно уйдет, растворится в темноте, даст уснуть…

Человек расслабился, закрыл глаза.

Где все началось? В лесу неподалеку от Тайверана, близ тропы, по которой порой проезжают путники, чтобы сократить путь в столицу…

С вершины старого клена тропа видна была до деревянного моста через мелкую речушку.

Как называлась речушка? А Безликие ее знают! Да и к чему это название бродяге, что устроился в развилке ветвей? В здешних краях он впервые — и они ему не понравились!

Впрочем, трудно угодить человеку, у которого в желудке пусто, сапоги прохудились, кошелька нет совсем, ни толстого, ни тощего. (А при въезде в Тайверан надо платить пошлину!)

И уж подавно не до красот природы тому, кто впервые в жизни решился на разбой…

А ведь подумать только: еще год назад жизнь была такой надежной, все вокруг казалось незыблемым, будущее просматривалось вперед далеко, как… как эта проклятая тропа с клена! Подручный в лавке — чем плохо для сироты без дома и без родни? Да если еще хозяин к тебе по-доброму: грамоте выучил, обещает брать в поездки за товаром, а со временем, глядишь, и в долю взять. А в доме подрастает смешная глазастая девчонка — единственная наследница. И хозяин уже обиняками заводит разговор: мол, чем искать зятя на стороне, не лучше ли отдать свою кровиночку со всем состоянием кому-нибудь, кого хорошо знаешь… кому-нибудь смышленому, шустрому да услужливому…

И вдруг все кончилось, быстро и страшно. В маленький городок Гимир пришла чума.

Город затворил ворота. Вокруг Гимира встали кордоны лучников, которые убивали каждого, кто пытался покинуть город. За стены струился чад погребальных костров, и по окрестным деревням люди молили Безымянных, чтобы чума поскорее обожралась и сдохла. А горожане уже не молились — слишком велика была усталость и смертная тоска.

На тех кострах сгорели и лавочник, и его добродушная толстуха-жена, и дочка. А потом соседи, которых болезнь не успела тронуть, подожгли дом…

Впрочем, чума добралась и до соседей. Гимир умирал. А кордоны не уходили от городских стен…

Но какие кордоны остановят тех, кто с детства знает в округе каждый овражек, каждую ложбинку? Люди ночами спускались по веревкам с городской стены в сухой, заваленный мусором ров и пытались миновать посты охраны. Кое-кому удалось уйти от Стрелы…

Хорошо, удалось, а дальше что? Ни денег, ни еды, ни работы, ни будущего. А стоит окрестным мужикам догадаться, что перед ними беглец из Гимира, — враз хватаются за вилы! Пришлось уходить все дальше, в незнакомые края, живя случайными заработками… а теперь, выходит, и разбоем? И ведь даже оружия нет, кроме дубинки из толстого сука, что осталась внизу, под деревом…

Углубившись в невеселые мысли, бродяга чуть не прозевал верхового, что уже миновал мостик. Солидного вида путник на гнедом коне, с пухлыми седельными сумами. Скорее вниз, пока он мимо не проскакал!..

И тут выяснилось, что проезжего поджидал кое-кто еще… Из придорожных кустов вывалилась орава оборванцев, вооруженных кто чем горазд, и кинулась наперерез путнику. Тот в панике пришпорил коня, ударил рукоятью хлыста по голове ближайшего разбойника — и прорвался сквозь кольцо врагов, завопивших вслед от разочарования.

Но судьба была неблагосклонна к несчастному путнику: низко нависший над дорогой сук вышиб его из седла. Испуганный конь унесся прочь, а его хозяин упал наземь и застыл в неестественной, словно изломанной позе.

Подоспевшие разбойники постояли немного вокруг, разглядывая беднягу, а затем один из них нагнулся, чтобы стащить с тела сапоги…

С непривычки на такое глазеть — про все на свете забудешь. Вот бродяга и упустил момент, когда под деревом промчался гнедой конь…

Похоже, судьба не велит становиться грабителем. А как есть-то хочется! И пить… К реке лучше не идти, еще нарвешься на этих… более удачливых! Но вон там виднеется озерцо…

Пожалуй, у озерца бродяга и остался бы на ночь — ведь в город без денег не пустят. А может, отправился бы разыскивать шайку — авось примут к себе, все равно пропадать…

Но именно в этот день судьба начала прихотливую, необычную игру. И сделала первый ход.

Затрещали кусты. К берегу вышел гнедой конь с двумя сумами на седле и, не обращая внимания на человека, потянулся губами к воде. Видимо, отбежал от места схватки, успокоился, захотел пить — а тут ветерок принес запах лесного озера…

Уздечка мешала коню пить, он досадливо всхрапнул.

— Да, приятель, тут человеческие руки нужны… ну, стой смирно, сейчас разнуздаю…